Замыкая круг - Карл Фруде Тиллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда мама получила доброе известие
Мама спала с открытым ртом, а я, ты и кое-кто из ее друзей сидели полукругом возле больничной койки, точно зубы вокруг языка. Видимо, прямо перед нашим приходом она поела, потому что тарелку еще не унесли и, несмотря на приоткрытое окно, в палате стоял слабый запах вареных сосисок, и я вдруг, как наяву, увидела связку красных сосисок, которые, словно в мультфильме, одна за другой исчезают в ее широко разинутом рте. И как в мультфильмах одни вещи с легкостью оборачиваются другими, так и здесь красные сосиски обернулись вагонами поезда, исчезающими в темном туннеле, и я совершенно неожиданно, громко и отчетливо, произнесла: «Сосисочный поезд». За долю секунды, предшествующую реакции остальных, я увидела поезд, где пассажирами были мертвые быки, лошади, коровы и овцы, битком набитые в купе без воздуха, а потом, когда заметила, что ты и все остальные в палате словно бы повернули головы на сто восемьдесят градусов (будто совы) и странно посмотрели на меня, я сообразила, что́ именно произнесла, картина пропала из головы (правда, позднее я использовала ее в рекламном ролике о вегетарианской пище), и я рассмеялась.
Находись в палате вместе со мной не вы, а какие-нибудь другие люди, они бы, вероятно, решили, что из-за ситуации с мамой я немного не в себе, потому и совершаю подобные поступки, однако в этой компании никто сентиментальностью не отличался. Сперва вы, пожалуй, немножко смешались, но затем, как мотор с тугим запуском, включился смех, и вдруг все вокруг больничной койки захохотали во все горло, отчего мама конечно же проснулась.
Едва она открыла глаза, я сразу поняла, что у нее есть хорошая новость. На меня смотрел человек веселый, куда менее перепуганный, чем до больницы; отпустив бодрое замечание насчет того, какие мы никудышные друзья, раз злорадно хохочем у ее больничной койки, она рассказала, что врачи не нашли у нее ничего страшного, что, вероятно, она плохо спала, тяжело работала, слишком мало ела и слишком увлекалась спиртным, все это вместе и вызвало нарушения зрения, рвоту, а в итоге обморок и падение со стула.
Страх, который одолевал ее вплоть до той минуты, когда врачи сообщили ей эту добрую весть, я позднее стала воспринимать как своего рода вирус, который перебирался от одного хозяина к другому, ведь скорей всего именно ее рассуждения о болезнях, которые десятки лет незаметно дремлют в организме, а потом вдруг просыпаются и за относительно короткое время губят жизнь, — именно эти ее рассуждения навели тебя на мысль, что твой биологический отец страдал таким вот серьезным наследственным заболеванием, и вскоре вдруг уже не мама, а ты изнывал от страха, что болен.
Подобное заболевание могло бы объяснить, почему твоя мать отказывается говорить тебе, кто твой отец, помнится, сказал ты. Люди, которые еще с детства или с юности знают о своих серьезных болезнях, зачастую падают духом. Одни мучаются депрессиями, страхом и иными формами психических расстройств, другие же решают, пока можно, жить на всю катушку и потому в конце концов становятся алкоголиками, наркоманами или упадочными гедонистами наихудшего пошиба. С этой, точки зрения вовсе не странно, что твоя мама считала, лучше тебе не знать, сказал ты.
И теперь ты разыскиваешь военного насильника с прибабахом, вдобавок страдающего какой-то серьезной наследственной болезнью, сказала я, а ты опять добродушно рассмеялся, как обычно, когда я в шутку фантазировала насчет того, кто был твой отец.
Когда Хлюпик смеялся, показывая на нас
Несколько недель назад, когда я, мама и мой муж ездили в Намсус, мы прогулялись вечером вдоль реки, а поскольку уже которую неделю кряду стояла жара и сушь, уровень воды был намного ниже обычного, и среди всякого мусора, за долгие годы, скопившегося на дне, я заметила старый проржавевший складной велосипед со спицами, обмотанными красной и желтой проволокой. К седлу серо-зеленым ковром цеплялась тина, и сперва мне показалось, что как раз поэтому велик напоминает утонувшую верховую лошадь, чья попона (или чепрак, или как его там) словно бы колышется от течения. Но всего полминуты спустя, когда мы стояли посредине старого дощатого моста и я, обернувшись, увидела велосипед и весь остальной пейзаж в другом ракурсе, до меня дошло, что мысль эта возникла по совершенно другой причине, а именно в связи с эпизодом, когда Хлюпик (так мы его прозвали) смеялся, показывая на нас.
Хлюпик был моложе нас всего года на два-три, но если и не умственно отсталый, то все-таки простоватый, он предпочитал водиться с ребятами на год-другой помоложе себя. Как-то раз мы с тобой шли по тому же старому дощатому мосту, по которому всего несколько недель назад проходили я, мама и мой муж, а на другом берегу, на маленькой парковке, Хлюпик и его сопливые кореша играли в рыцарей. С криками кружили на великах по площадке, каждый с палкой вместо копья, выбивая воображаемых противников из седла и сбрасывая наземь, под восторженные возгласы короля, которому служили, прекрасных дам в башнях или кого уж там они видели и слышали в своей фантазии как лицезреющих турнир. Но едва Хлюпик заметил нас, он тотчас резко нажал на тормоз, оставив на гравии темно-бурую полосу, и (первые полсекунды покачиваясь на седле) сидел с копьем наперевес, показывал на нас пальцем и хохотал во все горло. Большие глаза горели возбуждением, он смотрел то на нас, то на своих корешей, быстро, рывком поворачивая голову, отчего походил на горностая или иного хищного зверька. Жених и невеста, глядите, жених и невеста! — выкрикивал он, и я по сей день, как наяву, слышу его захлебывающийся, визгливый смех.
И тут произошло кое-что, показавшееся нам обоим довольно печальным. Ведь Хлюпиковы кореша, хоть и были года на три-четыре моложе его, уже не усматривали ничего особенно стыдного и смешного в девчонках, женихах, невестах и т. п. и, глянув на нас, недоуменно воззрились на Хлюпика, пожимая плечами и говоря «ну и что?», а в итоге все, в том числе и сам Хлюпик, вдруг (по всей видимости) подумали об одном и том же: вот и еще одно поколение зрелостью обгоняет Хлюпика.
Об этом-то мы и говорили, когда немного погодя вошли к вам на кухню и застали там Арвида, он сидел, облокотясь на стол и обхватив голову руками, так что пальцы, растопыренные, торчащие прямо вверх из непривычно всклокоченных волос, напоминали рога олененка. Арвид не сказал ни слова, но когда встал и скорее как бы скользнул, чем шагнул к тебе, лицо у него было красное и опухшее от слез, а руки он вытянул вперед, точно лунатик из комикса или зомби из второсортного фильма, мы сразу поняли, что Берит умерла. Не в пример мне, ты не заплакал, лицо у тебя окаменело, утратило всякое выражение, и секунду-другую казалось, будто думаешь ты лишь о том, как бы уклониться от Арвидовых объятий, но не вышло, он таки обнял тебя, уткнулся лицом тебе в шею, крепко стиснул и принялся покачивать из стороны в сторону, словно вы — двое усталых борцов на ринге. Только когда ты спросил, что случилось, Арвид ослабил хватку, а ты слегка извернулся, так что его руки, по-прежнему лежавшие на твоих плечах, тяжело упали вниз и на лице тотчас возникло разочарованное, почти обиженное выражение, — только тогда он рассказал, что она замертво упала в обувном магазине Уле Брююна Улсена, вероятно, отказало сердце.