Интернет-журнал "Домашняя лаборатория", 2007 №9 - Журнал «Домашняя лаборатория»

добродушием. Она была расчетливой хозяйкой и в то же время проявляла необычайную щедрость по отношению к своим племянникам, племянницам, друзьям, а также и к прислуге. Одним словом, Флемингов любили как в Челси, так и в Бартон-Миллс, и личная жизнь Флеминга была и на самом деле счастливой.

А вот на работе все было не так безоблачно. В 1921 году Райт назначил его своим помощником. Фримен, который поступил в лабораторию гораздо раньше Флеминга, был очень задет. Ведь сам Райт всегда называл его своим «сыном в науке» и говорил, что он будет ему наследовать в лаборатории. Впоследствии Фримен понял, что пути Райта часто непостижимы. «Старик снова выкинул штуку», — говорили о нем. Но тогда и еще долгое время спустя Фримен искренне винил во всем Флеминга, хотя тот был непричастен к решению Райта. Это нарушило мир в лаборатории. Фримен, чтобы обособиться от группы, целиком отдался работе над проблемами аллергии, которую он после смерти Леонарда Нуна вел в одиночестве. Он добился в этой области замечательных результатов, в частности при изучении пыльцы как аллергена.

В лаборатории образовались кланы. В этой некогда такой сплоченной дружной семье ученых страсти пробили брешь. Флемингу, который стал помощником патрона, работать было трудно. Он не выносил и не понимал ссор. Райт свалил на него всю административную работу, но, как только один из его любимцев побуждал его к этому, немедленно отменял распоряжения своего помощника. Флеминг молчаливо пытался примирить враждующие партии, не вызывая неудовольствия начальника и не задевая своих коллег. Он старался, чтобы все забыли о его повышении, держался скромно, незаметно, но, сознавая свою ответственность, следил за работой отделения и, будучи глубоко справедливым от природы, добивался, чтобы правда восторжествовала. Ради правого дела он готов был выдержать гнев Старика. А те, кого он так защищал, если и узнавали об этом, то только случайно.

Доктор Дайсон приводит один подобный пример. У него были все основания предполагать, что Райт поступил с ним незаслуженно и несправедливо. Он пожаловался Флемингу. «Я надеялся, что он ответит: "Вы правы, Дайсон, и я вас всеми силами поддержу"…» Ничего подобного. Он молча выслушал Дайсона, и тот ушел от него полный возмущения. И только через много лет он узнал, что Флеминг втайне яростно его защищал.

Флемингу теперь предоставили крошечную лабораторию рядом с лестницей. Из окна открывался вид на кабачок на Фаунтин-аллее, на Пред-стрит, улицу, где теснились антикварные лавчонки. Вместе с Флемингом работал доктор Тодд, великолепный исследователь и человек большой души. Вскоре к ним присоединился новый сотрудник, Эллисон. Здесь, в своей лаборатории, Флеминг забывал обо всех конфликтах и отдавался любимой игре — научно-исследовательской работе. Время от времени между кланами разгоралась более или менее ожесточенная борьба. Флеминг оказывал пассивное сопротивление. Преданный секретарь отделения Крекстон до сих пор помнит, с каким удивлением и тоской Флеминг говорил: «Крекстон, до чего же есть трудные люди!» Но его мрачное настроение длилось недолго, он снова принимался за работу. Эллисон часто слышал, как он напевал всегда одну и ту же песенку. «Я не помню точно слов, но содержание было такое: маленькая птичка тихо сидит в своем гнезде, на нее налетает сокол и начинает ее терзать». Видимо, любовь Флеминга к этой песенке объясняется тем, что он считал себя тихой птичкой, которой угрожает сокол, и не один, а несколько. Но горечи в этом не чувствовалось. Напевая, он посмеивался над самим собой и быстро приходил в хорошее настроение.

Во время войны впервые в училище Сент-Мэри были приняты студентки. Таким образом, Медицинское училище не закрывалось, несмотря на отсутствие мужчин. Но по окончании войны присутствие девушек вызвало в училище бурю. Группа студентов потребовала, чтобы их исключили. Несколько врачей нашли это несправедливым и написали протест. Среди них был Фрай, принятый в лабораторию по рекомендации Флеминга, который поэтому чувствовал себя ответственным за его поступки.

— Фрай, вы совершаете большую ошибку. Старик вам этого не простит. Он ненавидит студенток.

— Не думаю, чтобы это его рассердило, — ответил Фрай. — Во всяком случае, свою подпись я оставляю.

Флеминг проявил излишнюю осторожность. Райт не рассердился на еретика, а обрадовался возможности отчитать Фрая и высмеять его.

Медицинскому училищу необходимо было получить крупную субсидию от Лондонского университета. Здания обветшали, профессора так низко оплачивались, что не могли уделять много времени преподаванию. К счастью, в 1920 году деканом избрали энергичного человека, доктора Уилсона (позднее ставшего лордом Мораном). Ему пришлось дать серьезный бой. Члены университетской комиссии пришли осмотреть Сент-Мэри. Все шло хорошо, пока они не попали в отделение Патологии и эксперимента[29]. Здесь Райт с иронической улыбкой высказал им несколько суровых истин, и они в ужасе бежали.

Но все же талантливому декану удалось вескими доводами убедить влиятельных людей, что подготовка врачей стала для Англии неотложной задачей. Один из его друзей, лорд Ривелшток, директор банка «Беринг», пожертвовал на школу Сент-Мэри двадцать пять тысяч фунтов стерлингов. Другой его пациент и друг, лорд Бивербрук, побывал в больнице инкогнито, чтобы составить себе о ней собственное мнение. Он отправился в поликлиническое отделение, в диспансер, потом прошел в столовую для больных, явившихся на прием.

— Сколько стоит булочка с изюмом? — спросил он.

— Полтора пенса, — последовал ответ, — но если это слишком дорого для вас, вы можете получить ее даром.

Видимо, этот ответ пришелся лорду Бивербруку по душе. Через несколько дней он попросил Уилсона зайти к нему и сказал:

— Насколько мне известно, вы собираетесь ремонтировать вашу школу. Сколько вам для этого нужно?

Декан взял карандаш и на конверте подсчитал:

— Шестьдесят три тысячи фунтов.

Лорд Бивербрук сразу же открыл ему кредит на эту сумму.

Еще до начала перестройки здания декан разработал новые правила приема студентов. Среди бумаг Флеминга сохранилась следующая запись: «Сент-Мэри. 20-е годы слывут трудным периодом. Принимались только студенты, выдержавшие экзамен. Единственное требование: ловко составить письменную работу. Нельзя было похвастаться ни высоким уровнем студентов, ни их успехами. Потом новый декан стал присуждать стипендии по принципу фонда, учрежденного Сесилем Родсом. У нас появились хорошие спортсмены, и училище сразу улучшилось». Доктор Уилсон считал, что для отбора самых талантливых студентов нужны не экзамены, а личная с ними беседа и рекомендации директоров школ. «Таким образом, — пишет Захари Копе, — в училище хлынул поток студентов большого ума, исключительного характера и ловких во всех видах спорта». Другими словами, вполне отвечавших требованиям Флеминга.

В лаборатории мало-помалу налаживалась довоенная жизнь. Но измерять опсонический индекс уже перестали. Райту опротивел этот метод, и он его осуждал с такой же энергией,