Олигарх с Большой Медведицы - Татьяна Устинова

– Орхидея, – шепнула Дунька. – От поклонников.

Еще здесь были гобеленовый диван, который, казалось бы,совершенно не вязался с обстановкой в стиле «техно» и тем не менее идеальносюда подходил, странные настольные лампы, коробки с бумагами, рядкомвыставленные на стеллажах, и огромный телевизионный экран – как омут.

Компьютер тоже, разумеется, «макинтош».

– Садитесь. Дима, садись на диван. Мила, возьмите у негокуртку.

Белоключевский куртку не отдал – в ней был пистолет, а безпистолета он нынче чувствовал себя как-то странно, как будто без штанов.

За распахнутой дверью кабинета чувствовалось некотороенервическое оживление – очевидно, приезд начальства под вечер поверг всех встрах и недоумение. Так хорошо день сложился, тихо, спокойно, с сигаретой,кофейком и умными разговорами «за жизнь», так нет, принесло ее!.. Вечная с нейистория, никак не отвяжешься от нее! Ночь на улице, а она возьмет да приедет,испортит все, заставит всех отчитываться, и не дай бог, если отчитаешься плохо!

– Вы никогда раньше здесь не были? – невиннопоинтересовалась Дунька, схватила со стеллажа компьютерный журнал и начала егоперелистывать. – Что-то у вас вид больно странный. Ах да!.. Конечно, не были.

– Конечно, – подтвердил Белоключевский.

От Лизиного пулеметного стрекотания – «того сюда, этоготуда, постеры мне, кофе вам, почту на стол, письмо в префектуру, расписаниесрочных мероприятий» – у него вдруг сильно заболел висок и стало скучно жить.Он длинно вздохнул и взъерошил волосы.

– Дим, – сказала Лиза, не отрываясь от бумаг, – ты выглядишьдико. Причешись.

Он опять вздохнул и опять протяжно. Дунька не на шуткуразвеселилась.

Какой, однако, нежный мужчина. Не подходит ему внезапноосознанное Лизино положение. Подавай ему то, в котором она была несчастна, а онее защищал, прикрывал грудью, можно сказать.

Дунька своими глазами не видела, как именно прикрывал, нобыла почему-то уверена, что так оно все и было.

– Я… пойду покурю, – сказал Белоключевский. – Когда я тебепонадоблюсь, позовешь.

Что-то прозвучало в его тоне такое, что заставило Лизунемедленно оторваться от бумаг и уставиться на него. В этот момент она былаочень похожа на свою сестру.

– Нет, подожди, – сказала она быстро. – Сейчас придет Макс,я хочу, чтобы именно ты все ему рассказал. Я правильно не сумею. Я в такихвещах бестолкова очень.

– Я уже пришел, – раздался от двери веселый голос, и всеоглянулись – взъерошенный Белоключевский, веселая Дунька и настороженная Лиза.– Лизок, душа моя, что ж ты меня весь день у телефона продержала, а сама ниразу не позвонила. Привет, Дунь.

– Привет!

Дунька швырнула журнал, выбралась из кресла, подскочила ипоцеловала вошедшего. Он взял ее за спину, слегка приподнял, причем было видно,что поднимать Дуньку и прижимать к себе ему очень нравится, приложился кЛизиной щечке и кинул взгляд в сторону дивана, на котором помещалсяБелоключевский.

И тут Макс застыл, как громом пораженный.

Узнал, понял объект его внимания. И этот тоже. С первоговзгляда, как Дунькина свекровь. Впрочем, тут все понятно, он профессионал,ничего с этим не поделаешь.

– Здрасти. – Белоключевский поднялся с дивана и подалГромову руку. – Меня зовут Дмитрий…

– Да, я знаю, – перебил его начальник службы безопасности. –Кто же вас не знает. «Черное золото» и все такое. Максим Громов.

Белоключевский пожал протянутую руку, оказавшуюся небольшой,но очень сильной, с сухой, как лист бумаги, ладонью.

– Макс, ты будешь кофе? Мила, подайте кофе прямо сейчас. Изакройте за собой дверь. С той стороны.

Громов смотрел так пристально, что Белоключевскому сталонеловко. В последний раз под взглядом ему было неловко на экзамене понеорганической химии на третьем курсе. Химию он терпеть не мог, хоть и училсяна биофаке, профессора не знал, зато профессор отлично знал его самого, его бабушку,его дедушку, и маму, и папу. Возможно, теток и дядьев знал тоже.

– Елизавета Юрьевна, вы просили соединить с Миклухиным, онждет.

– А, черт побери, – пробормотала Лиза. Она терпеть не моглаизвиняться, а теперь придется, и отвертеться нет никакой возможности, раз ужАльфред Миклухин «на проводе»!

Она схватила трубку и сказала сладким голосом:

– Здравствуйте, Альфред Георгиевич. Прошу прощения, что таки не смогла приехать, но у меня форс-мажорные обстоятельства. Да. Да, конечно.

Она закрутила провод вокруг кисти, раскрутила обратно,смахнула со стола чью-то визитную карточку и нагнулась, чтобы ее поднять. Тутвнезапно обнаружилось, что вся троица – сестра, Громов и Белоключевский – оченьвнимательно ее слушает и даже следит за ее телодвижениями. Должно быть, ихочень интересовало, как Елизавета Юрьевна сейчас станет оправдываться илебезить перед никому не известным Альфредом Миклухиным. Черт бы их побрал.

– Одну минуточку. Я перейду к другому телефону. И онавыскочила из кабинета и закрыла за собой дверь.

– Макс, садись, – предложила Дунька. – Я тебя сто лет невидела!

– Как твой гоголь? Все на сторону бегает?

– Бегает, – призналась Дунька, потупив очи.

– Разрешила бы мне, я бы ему давно ноги повыдергал, – заявилГромов и посмотрел в сторону Белоключевского, как будто именно ему собирался«повыдергать ноги».

Белоключевский взгляд не отвел – еще не хватает!

У Громова были сосредоточенные, раздумывающие глаза – словноон говорил одно, а думал совершенно противоположное. Белоключевский и сам такумел, но надеялся, что в его глазах это отражалось не так отчетливо. Может,напрасно надеялся?

Явление бывшего олигарха в кабинете у начальницы, похоже,потрясло шефа службы безопасности до глубины души.

Это было немного странно, учитывая характер его работы. Покрайней мере, Белоключевскому казалось, что странно.

– Не надо никому ничего выдергивать, Макс. Это все равноничего не изменит.

– Ну, – сказал Громов неторопливо, – тогда я на тебе женюсь.Как только ты станешь молодой вдовой.

– Ты и так можешь на мне жениться.

Так они трепались еще некоторое время, Белоключевский тервисок, в котором стучало, а потом Громов наконец обратился к нему:

– Что там произошло у Лизы? Она все хотела рассказать.

Если бы не эти «раздвоенные» глаза, Белоключевский и самрассказал бы – Громов ему понравился, – а так не стал.