Красавиц мертвых локоны златые - Алан Брэдли

Доггер улыбнулся в ответ.

– Мне нечего предложить вам, инспектор, кроме моего слова. Помимо этого у меня ничего нет. – И он добавил: – Уверен, что мисс де Люс скажет то же самое.

– Мисс де Люс действительно скажет то же самое, – подхватила я, вдохновившись примером Доггера. Вряд ли я могла бы подобрать более точные слова.

Секунду мне казалось, что инспектор Хьюитт сейчас сломает свою «Биро» пополам: у него побелели большие пальцы.

Внезапно он обратил внимание, что творит, отложил ручку и подался вперед над столом.

– Послушайте, – сказал он, – вот что я вам скажу. Давайте будем считать, что наш разговор совершенно неофициален. Назовем его дружеской беседой, попыткой лучше понять друг друга. Ни одно слово не должно выйти за пределы этих четырех стен. Чем бы ни обернулся наш разговор, каждый сделает свои выводы. Но строго по секрету, не под запись. Никаких имен, никакой маршировки с полной выкладкой, так, мистер Доггер?

Это был загадочный намек на военную службу Доггера, фраза, которую я часто слышала от Альфа Мюллета. Она означала: анонимность гарантирована, рот на замке, отрицание, что белое – это белое, а черное – это черное, под страхом смерти.

– Полагаю, мы можем прийти к обоюдно приемлемому соглашению, инспектор, – кивнул Доггер, откидываясь на стуле. Я сделала то же самое.

– Итак, начнем с начала, – предложил инспектор Хьюитт.

– И будем продолжать, пока не дойдем до конца. Там и остановимся, – выпалила я, цитируя Червонного короля из «Алисы». Инспектор Хьюитт выстрелил в меня тем, что начиналось как острый взгляд, но в самый последний момент он сумел изменить его в кривую сердитую улыбку. Мне чуть не стало жаль его.

– Вы еще не дали удовлетворительного объяснения тому, как вы оказались в Бальзам-коттедже и обнаружили там… м-м-м… останки миссис Прилл.

– Полагаю, мы это сделали, инспектор, – возразил Доггер. – Она пригласила нас на чай.

– Зачем? – спросил инспектор Хьюитт.

– Мы никогда уже не узнаем, – ответил Доггер. – Как я уже сказал, когда мы приехали, леди была мертва.

– Вы полагаете, леди хотела проконсультироваться с вами… профессионально?

Последнее слово он произнес с легчайшим оттенком отвращения, как будто съел горький лимон.

– Я так полагаю, инспектор, – подтвердил Доггер, – но леди была мертва, когда мы приехали. Помимо этого мне нечего сказать.

– Ясно, – сказал инспектор, шурша бумагами. – Тогда как вы оказались связаны с доктором Брокеном, отцом почившей?

Не говоря ни слова, Доггер передал разговор мне. Это было великолепно. Мы в совершенстве научились обмениваться мыслями.

– Довольно просто, инспектор, – продолжила я. – Когда Синтия, то бишь жена викария, спросила, может ли она разместить обеих миссионерок, мисс Персмейкер и мисс Стоунбрук, в Букшоу, мы услышали, что перед этим они провели несколько дней в Бальзам-коттедже с миссис Прилл. Так что, когда миссис Прилл умерла от того, что выглядело очень похоже на алкалоидное отравление…

– Связь показалась очевидной, – снова вступил Доггер. – Вышеупомянутые леди недавно прибыли из французской Западной Африки, где растут калабарские бобы.

Инспектор Хьюитт записал несколько строк в блокноте.

– Калабарские бобы, – повторил он с огромным интересом, как будто никогда раньше не слышал этого термина.

– Physostigma venenosum, – терпеливо объяснил Доггер. – Судилищные бобы, или эзере, как называют их местные, содержат ядовитый компонент эзерин, или физостигмин. Интересно заметить, что по какому-то совпадению концентрация этого алкалоида достигает своего пика в это время года, отсюда и скорость, с которой он подействовал в случаях с миссис Прилл и мисс Трулав. Следовательно, можно сделать вывод, что бобы только что были привезены из места произрастания. Но вы уже знаете это, инспектор. Ваш химик-аналитик уже или вот-вот предоставит вам полный отчет.

– Действительно, – сказал инспектор Хьюитт.

Он откинулся в кресле, словно собираясь с мыслями. Взглянул на настенный календарь и сделал какие-то пометки.

– И как в вашей истории появился доктор Брокен?

– Доктор Брокен известен, если не сказать – печально известен, по всему миру благодаря своим патентованным лекарствам, особенно «Бальзамическому электуарию Брокена», – ответил Доггер. – Однажды его изящно назвали шарлатаном – доктором, который продает ничего не стоящие лекарства легковерной публике. То, что он также оказался отцом покойной миссис Прилл, которая умерла от отравления растительным алкалоидом, наводит на определенные мысли.

Я чуть не зааплодировала. Мне хотелось соскочить со стула и крепко сжать Доггера в объятиях. Но придется подождать.

– И это именно он, как вы утверждаете, является предводителем этих так называемых лиц, злоупотребляющих доверием, этих мошенников…

– Это слова из «Хроник Хинли», – поправил его Доггер. – Не мои. Я бы не был настолько доброжелателен.

В кабинете воцарилось молчание, когда каждый из нас на несколько секунд погрузился в свои мысли.

– Но какое идеальное прикрытие! – сказала я. Не смогла сдержаться.

До этого момента я не осознавала, как я зла, но сейчас внезапно чувства полились из меня без остановки.

– Сумасшедший, душевнобольной в частной лечебнице, сидящий в центре паутины и плетущий нити, которые достигают самых дальних уголков империи, – сказала я.

– Да. Звучит как дело Шерлока Холмса, не так ли? – заметил инспектор Хьюитт, и по этим словам я внезапно поняла, что он на нашей стороне. Несмотря на всю щепетильность нашего танца, аккуратно выверенные шаги, во время которых мы стараемся не наступать друг другу на носки, когда дело дошло до сути, стало понятно, что все мы – участники заговора во имя справедливости.

Я не смогла сдержать улыбку и одарила инспектора самым сияющим оскалом из моего ассортимента, оттененным каплей благодарности.

В этот момент Доггер перехватил инициативу.

– Когда мы начали понимать, – продолжил он, – что эти шарлатаны извлекают выжимку из человеческих останков…

Неужели глаза меня обманывают? Неужели инспектора Хьюитта передернуло? Он не знал о костях и порошке?

– …Предположительно, чтобы передать гениальные дары, сверхчеловеческие способности, – рассказывал Доггер, аккуратно подбирая слова, – мы поняли, что эти шокирующие подробности не должны стать достоянием общественности; что мы можем поделиться ими только с вами, инспектор Хьюитт; что их никто не должен знать за пределами этой конфиденциальной беседы, которая, как я предполагаю, все еще целиком и полностью не под запись.

Инспектор Хьюитт отодвинул кресло и вышел из-за стола. Подошел к окну и уставился на каменистую улицу.

– Похоже, будет дождь, – наконец сказал инспектор, неохотно отворачиваясь от грязного стекла.