Прошлым летом - Кэрри Лонсдейл

Дейви пробралась к ней через толпу. Она, как обычно, потрясающе выглядела в блестящей темно-синей тунике и золотых римских сандалиях. Элла в своем изумрудно-зеленом платье и бежевых туфлях почувствовала себя сиротой. Но она быстро списала это чувство на свое настроение. Она была брошена и подавлена. И виновата по всем статьям.

Ей лучше было остаться дома. Статью про Натана нужно отправить Ребекке до завтра. Она обещала сделать это сегодня, и если успеет отправить все до полуночи, то еще уложится в дедлайн. Хотя, может, и хорошо, что она не писала ее прямо сейчас. Кто знает, что она написала бы, будучи усталой и в расстроенных чувствах.

Подавляя зевок и прикрываясь рукой, Элла быстро обменялась приветствиями с фотографом, Флинном Хершбергером. Его эбеново‐темные кудри спадали на воротник черной водолазки, и Элла не могла не усмехнуться. Он выглядел, как молодой Стив Джобс. Флинн взял руку Эллы в свои.

– Наша исключительная подруга Дейви рассказала мне, что вы пишете для Люкс Авеню. – Его глаза блестели. – Не могу дождаться, чтобы прочесть ваше мнение о моих работах.

Приподняв брови, Элла взглянула на Дейви. Та пожала плечами.

Элла вытянула руку у Флинна.

– Я уверена, Дейви скажет вам, когда этого ожидать. Прекрасная выставка, Флинн. Желаю вам удачи. Извините. – Она вежливо улыбнулась и отошла.

Дейви догнала ее у входа в дамскую комнату.

– Извини. Это самая большая на сегодня выставка Флинна, и на нее пришла куча журналистов. Он просто предположил…

Элла махнула рукой, отметая ее извинения, и открыла дверь в туалет.

– Да брось ты. Я все поняла. – Она зашла в кабинку.

– Хочешь пойти в бар напротив, перехватить по коктейлю? – спросила Дейви, когда они снова встретились возле раковины.

Меньше всего Элле сейчас нужен был алкоголь.

– Не могу. Надо закончить статью про Натана.

Дейви скорчила гримаску:

– Везет тебе. Проводишь время с такими потрясными мужиками. Твой муж-полубог и теперь еще этот герой, про которого ты пишешь.

В обычной ситуации Элла посмеялась бы. Но сейчас ее всю скрутило.

– Передавай Дэмьену привет. Как он, вообще? Я сто лет его не видала.

– Не знаю. Он ушел. – Элла сунула руки в сушилку.

– В Лондон?

– Нет. От меня. – Элла провела по губам помадой и встретилась глазами в зеркале с потрясенным отражением Дейви.

Элла закрыла помаду и сунула в сумочку.

– Саймон был не от него.

У Дейви упала челюсть.

– Элла, какого черта? Когда все это случилось? Как? Господи, даже не говори. – Видно было, как у нее в голове вертятся шарики. Она выговорила одними губами, без звука: – Натан?

Элла кивнула.

– Ну ты сильна, подруга. – Глаза у Дейви были на пол-лица.

Элла оторвала бумажное полотенце, промокнула уголки глаз и несколько раз выдохнула сквозь сжатые губы:

– Он ушел вчера. Но все началось прошлым летом. Или раньше. Я не знаю. Не могу вспомнить.

– Господи, бедная. Я не могу поверить, что ты не написала мне. – Тряхнув головой, Дейви подняла вверх обе руки. – К черту твою статью. Мы идем выпить, и ты мне все расскажешь.

Они нашли бар за углом и заказали закуски. Элла рассказала все, что знала из того, что ей рассказали Натан и Дэмьен и что она успела прочесть за сегодня. Кроме новостей о бесплодии Дэмьена. Это была не ее тайна, и она не хотела его предавать.

Спустя три мартини для Дейви и два стакана воды со льдом для себя, Элла описала семь месяцев, прошедшие до аварии, и посмотрела время на экране телефона. Десять вечера. Ей предстояли бессонная ночь и необходимость написать десять тысяч слов – и ни малейшего понятия, как с этим справиться. Она едва могла соображать.

Дейви допила мартини и опустила стакан.

– Помнишь, ты только вернулась из больницы и спросила меня, не говорила ли ты мне там чего-нибудь, что показалось бы мне странным? Я тогда не думала, что это может иметь значение, но после того, что ты мне сейчас рассказала, может быть, это все-таки важно.

– Что это? – У Эллы закололо в груди.

Дейви наклонилась к ней:

– Ты сказала мне, что хотела бы никогда не говорить Дэмьену, что хочешь ребенка. Тогда я подумала, это из-за того, что ты переживала из-за аварии и Саймона, из-за всего. Но ты не думаешь, что…

Дейви продолжала говорить, но Элла ее не слушала. У нее тряслись руки. Она поняла, что она сделала. Элла хотела забыть не Натана. Она хотела забыть о том, что всегда хотела ребенка. Она хотела верить, что никогда не хотела детей. Как Дэмьен.

Резкая музыка ворвалась в Эллино ухо. Высунув руку из плотного кокона из одеяла и простыней, она зашарила по прикроватной тумбочке в поисках телефона.

– Алло, – простонала она в трубку, наконец найдя ее.

– Ты где? Я уже полчаса тебя жду! – раздраженно гаркнул Эндрю. Было слышно, что он расстроен. Он действительно ненавидел покупать одежду.

Элла взглянула на часы. Четверть второго. Она написала ему прошлой ночью, что встретится с ним, но забыла поставить будильник.

– Бегу. Двадцать минут. – Откинув одеяло, она потащилась в ванную.

– Как, ты еще спала?

Она не просто спала, она серьезно отрубилась. Она проспала два будильника. Она с трудом вспомнила, что действительно выключала кнопку на часах.

Она рухнула в постель в пять утра, больше не в состоянии держать голову вертикально, а глаза открытыми. Какое счастье, что она нашла черновик статьи с прошлого лета, иначе ей не удалось бы уложиться в дедлайн.

Элла встретилась с Эндрю в Эспрессо-баре в Вестфилд-Центре. Замотанная в толстовку, джинсы и угги, с глубоко надвинутой на мокрые волосы кепкой, Элла приподняла светоотражающие очки, и Эндрю улыбнулся.

– Что, трудная ночь?

– Писала до утра. Но сперва кофе.

Со стаканом ванильного латте с двойной дозой эспрессо в руке Элла повернулась к брату:

– Ладно. Покажи, что ты уже присмотрел.

Он протянул ей пустые ладони.

– Ничего.

– Совсем? Что же ты делал весь этот час?

– Ждал тебя.

– Ты безнадежен. Пошли.

Пихнув его в плечо, Элла повела брата к эскалатору, ведущему на верхний этаж, где продавали мужскую одежду.

– Расскажи пока про девочку, – сказала она, отхлебывая кофе.

– Кори? – Лицо Эндрю осветилось. Он ухватился за движущиеся перила эскалатора. – Она классная. Не, неверное. Она настоящая. – Его улыбка еще расплылась. – В ней нет ничего фальшивого, понимаешь? – Он пошевелил бровями.