Любовь на сладкое - Алина Ланская

— Какая ты лживая, Метелица! А ведь я тебе специально сказала, что Элька бросила Марата, когда ты в июле приехала. Я еще внимательно за тобой так наблюдала. Интересно было, выдашь себя или нет? И не выдала, что удивительно. Я даже подумала, может, и правда забыла свою школьную любовь. А Марат-то знает, что в дневнике все о нем?

Сзади раздался удивленный выдох.

— Тебя не касается, что знает Марат, а чего нет. В дневнике нет ничего такого, чего я должна была стыдиться, да и было это сто лет назад. Но я не хочу, чтобы дорогая мне вещь, которую ты украла…

— Да не у меня твой дневник! — зло выкрикнула Янка, снова привлекая к нам внимание той самой супружеской пары. — Нет! К сожалению!

Последнее слово она выплюнула со злостью и такой безнадежностью, что я сразу ей поверила. На душе стало так пакостно! Все зря — эта поездка, терпеливое выслушивание ее оскорблений, еще и Кира с Инкой сюда притащила.

Я снова в тупике.

— А где он? — деловито спросила Журавлева, пока я терзалась своим провалом. — Он же у тебя был!

— Я его сразу Бойченко отнесла, вот же дура малахольная! — Обидные слова Янка явно сейчас себе адресовала. — Так торопилась, даже не отсканировала себе ничего. А она довольная такая. Знаешь, Метла, а ведь она не ошиблась в тебе, не зря так сильно тебя ненавидела. Так что беги к Элине. Твой дневник у нее.

В машине едем молча. Я вся в расстроенных чувствах. Ужасное состояние, когда думала, что все знаешь, еще чуть-чуть — и пазл сложится в понятную картинку, но — щелк! — и ты снова в самом начале.

Права Оксанка, надо просто забить и все. Поговорю с мамой и Маратом. А потом выкину из головы все свои сожаления. В конце концов, тот дневник не есть я. Просто бумага, исписанная полудетским почерком.

Инка деликатно помалкивает, Кирилл тоже. Я уверена, что он слышал каждое слово, но я точно знаю: никто из них болтать не будет.

На подъезде к городу Кир сворачивает на заправку, и, лишь когда за ним захлопнулась водительская дверь, Инка глубокомысленно вздохнула.

— Я тут подумала, ну, прикинула просто… — Замолкает и явно ждет моего разрешения продолжить.

— Что Марат наверняка как-то успел наступить на хвост Зарецкой, она разве что ядом на его имя не плевалась. Но это не мое дело, — быстро добавила подруга, пока я не успела ей возразить. — Вторая мысль как бы тоже не мое дело, но все-таки…

— Говори уж. — Я киваю на лобовое окно, через которое видно, как быстро идет очередь в кассу. — Кир сейчас вернется.

— Если ты боишься, что Элина может использовать этот старый дневник, то, я думаю, зря.

— Ты не знаешь Бойченко. Она продолжает названивать Марату. Они шесть лет вместе были, она его не отпустит просто так.

— Что значит не отпустит? Тебя Зарецкая бешеная укусила, что ли? Она Марата похитит, как серый волк царевну, и заточит в башне? Еще дракона из «Шрека» поставит охранять?

Солнце засветилось в яркой рыжей копне волос, от чего веснушки на лице Инны стали еще заметнее.

— То есть мне не надо опасаться козней Элины? — Я смотрю, как Кирилл оплачивает бензин, но идет не к нашей машине, а к соседнему черному «мерседесу». Интересно!

— Что? Бро пошел какой-то девице тачку заправлять? Да и ладно. Так вот, я представила себя на месте этой стервы. Было сложно, но ради тебя я постаралась. Если бы мой парень, такой хороший, как Марат (жаль, никогда хороших у меня не было), вдруг узнал, что по нему кто-то сохнет, он бы точно обратил внимание на девчонку.

— То есть? — Не очень понимаю витиеватую мысль Журавлевой. — Марат был без ума от Элины, он сам это признает, он никогда бы не посмотрел на меня…

— Такой, как Марат, не стал бы смеяться или прикалываться над тобой. И другим бы не дал. Но он бы точно тебя запомнил, запомнил, что есть девушка, которая его любит. Он бы оценил, Люб. Может, не сразу, но потом точно. Я читала тот пост, Люб, в нем очень много любви. Детской, но настоящей и очень искренней. На месте Элины я бы все сделала для того, чтобы он никогда не узнал, что кто-то любит его так сильно. Раз эта девушка не я.

Инна замолчала, грустно смотря на брата, который уже заправлял бак нашей машине. Я поймала себя на мысли, что ничего не знаю о личной жизни своей рыжей приятельницы. А ее опыт явно побогаче моего будет, если она с ходу выдает такую неочевидную для себя версию молчания Элины. Неужели Бойченко и правда меня опасалась?

Кирилл возвращается в машину, и в салоне снова тишина, если не считать тихо играющего радио Jazz.

В городе пробки, но Журавлевы, вопреки моим протестам, не позволяют мне самой добраться до дома.

— Напиши, если захочешь поговорить, — предлагает Инна на прощание, когда Кир уже паркуется перед моим подъездом.

— И ты пиши. Если захочешь поговорить. О том, кто заставляет тебя чувствовать котенком, который…

— Ой, нет! Не так быстро. Я пока не готова.

Инка поморщилась, словно я ей лимон под нос подсунула.

Дом, пусть и съемный, но мой дом. Я устала, тяжелый денек, сейчас сразу на кухню за мороженым. С мыслями о моей любимой шоколадно-ванильной килограммовой ванночке открываю дверь и замираю на пороге.

— Мам? — Вещи в коридоре, целых два чемодана, обувь на коврике, мамина и… не мамина.

— Любаня, ты вернулась! — Мама возникает в коридоре, радостно улыбаясь.

— И ты вернулась. Мам, ты же завтра собирала…

— Да, но я так соскучилась. Проходи, проходи. У нас гость, Люба.

Хочу спросить кто, но вижу смутно знакомую фигуру за маминым плечом.

— Это дядя Дима, помнишь папиного друга? Люба, нам надо кое-что тебе рассказать.

«Раньше надо было думать! Раньше, Дима! Да я вообще не уверена, что она дочь Андрея! Люба может быть и твоей дочерью! Мне кажется, он тоже догадывается, вот и общается с ней все меньше».

Мне не нужен мой дневник, чтобы вспомнить случайно подслушанный разговор, который навсегда определил мое отношение к маме.

Сейчас она смущена, но глаза горят радостью. Дядя Дима неловко улыбается, подходит ближе, выдает явно заранее заготовленную тираду, как я выросла и похорошела. А я холодею от его неуклюжих комплиментов.

Что угодно, только не то, о чем я боюсь услышать. Мам, мне не нужен другой папа!

— Где была, Люба? Я думала, ты уже дома.

— Дела, мам, — коротко отвечаю и прохожу в ванную помыть руки с дороги. — Я сейчас.

— Какие у тебя дела? — Она нервничает, суетится. Выглядит виноватой, если честно.

— Ничего такого, просто встречалась с подругой.

Рассказывать ей сейчас про Янку, про ту школьную вечеринку и дневник, где записан ее разговор с дядей Димой, мне совершенно не хочется.