Дар из глубины веков - Дмитрий Агалаков

– Вовремя ты на немке женился, – говорил Изенбек своему товарищу. – Глядишь, еще паек от тевтонцев получишь!

– Иди к черту, – отмахивался Миролюбов.

Про «дощьки» они разом забыли. Формально они оказались в немецком плену. Теперь не до жиру – быть бы живу! Тем более что Александр Арнольдович Экк успел уехать из Брюсселя. Поговаривали, что он во Франции и примкнул к сопротивлению. Миролюбов, выждав время, попытался достучаться до Марка Пфейфера, но обычный ассистент оказался таким занятым и важным, точно был как минимум товарищем министра.

Изенбек и Миролюбов по-разному восприняли нападение Германии на СССР в июне 1941 года. Миролюбов сочувствовал и горевал, Изенбек страдал. Он ненавидел большевистскую Россию, желал гореть в аду всем, кто принял новую власть и стал работать на нее, но ведь это была его родина, мать родная, вскормившая и вспоившая его, наконец, это была когда-то грозная империя, воспитавшая его, потомственного военного, и научившая за родную землю живота своего не жалеть. Видит Бог, он защищал ее всеми силами, но защитить не смог! Он еще прежде говорил Миролюбову: «Был бы японским самураем, давно брюхо бы себе вспорол, а не таскался бы по этим чертовым европейских закоулкам». Но был и спасительный круг у Федора Изенбека. Творчество! Искусство! Бог оказался исключительно милостив к нему. Он поделил его душу между долгом перед родиной и долгом перед искусством. Искусство и спасало его от смерти…

Но вторжение в Россию гитлеровцев, этот победоносный марш, которым катилось крестоносное воинство по Руси, занимая все новые города и сметая все живое на своем пути, оказался невыносимой ношей для Изенбека.

– Это Божья кара, – подливая себе вино, мрачно говорил он. – Иначе и быть не могло! Нельзя плевать в лицо Создателя, разрушать храмы, людей во благо всякой чертовщины мучить и думать, что тебе это сойдет с рук. Такое не могло не иметь последствия. – Изенбек в эти месяцы пил еще больше. Хотя больше было невозможно! – И все равно не верю, что немчура сейчас топает по России, верить не хочу…

К тому же он был еще и пленником все той же дикой и варварской Германии тут, в недавно спокойной и мирной Бельгии, в благостном района Брюсселя – в Юккле.

С каждым новым днем Федор Изенбек чернел лицом, душой, сердцем, точно из него жизни вынимали.

13 августа 1941 года Юрий Миролюбов пришел к своему другу на Брюгманн-авеню, 522. Он долго стучался, но ему не открыли. «Напился, спит?» – нервничая, думал Юрий Петрович. Спросил у соседей: кто видел Изенбека в тот день? Никто. Вышел, справился в соседних кафе и пивных. Тоже никто не видел. Позвал дежурного консьержа. Объяснил ситуацию. А вдруг что случилось? Вдруг нужна помощь? Вместе с дежурным консьержем они открыли дверь в мастерскую…

Изенбек лежал на полу у мольберта: съежившись, сжав грудь в области сердца. Мертвое лицо его было искажено мукой. Пустые глаза смотрели с невыразимой болью в потолок. Миролюбов бросился к другу. Но тот был холоден и страшен. И уже незнаком. Трагедия случилась накануне вечером или ночью…

Вызвали врача, полицию. Сбежались соседи. Все сетовали, даже плакали, кто-то сказал по-французски: «Этого стоило ожидать, дамы и господа. С такой-то жизнью!» Впрочем, это была правда. На полу, ловя боками тревожный свет, лежали бутылки. Лицом покойный почернел и был похож на тень. Врач быстро определил причину смерти: сердечный приступ.

Миролюбов скрывал горе. Зачем показывать свои чувства? Но как же глупо он поступил, вызвав консьержа! Он все сделал правильно, по закону, и все-таки, как все вышло преступно глупо! Надо было найти предлог, войти одному и на свой страх и риск вынести из мастерской «дощьки»! О них никто бы не вспомнил! Ценность для всех представляли только картины!

Художник Изенбек был заметной фигурой в мире искусства Брюсселя, и скоро сюда пожаловал господин Кооманс де Брашен, адвокат покойного. Он опечатал мастерскую, и за дело взялась полицейская и юридическая службы Бельгии, а значит и Третьего рейха.

Через несколько дней Юрий Миролюбов вместе с супругой пришел к господину де Брашену, и тот в присутствии свидетелей объявил, что все имущество и средства Федора Артуровича Изенбека передаются по наследству его другу Юрию Петровичу Миролюбову.

Галина Францевна схватила руку мужа:

– Это правда?! Юра?!

– Я догадывался, что мне достанется часть его картин. Может быть, квартира. Он был очень скрытен. – Миролюбов качал головой. – Он не раз намекал. Но что бы вот так, все…

– Впрочем, процедура наследования имущества в Бельгии крайне непроста, – заметил де Брашен. – Приготовьтесь пройти много инстанций. К тому же вы…

– Да? – спросил Миролюбов.

– Как бы вам это сказать потактичнее. Вы – русский. А Германия находится в состоянии войны с Россией. Вы меня понимаете?

И тут Миролюбов обиделся.

– Германия воюет не с Россией – она воюет с СССР. Да будет вам известно, господин де Брашен, что я сам воевал с большевиками в чине штабс-капитана в белой армии генерала Деникина.

– Уверен, это зачтется при рассмотрении вашего дела, – кивнул адвокат. – Тем не менее процедура есть процедура. Подпись под окончательным документом, по которому вы войдете в права над имуществом покойного Изенбека, должен поставить гаулейтер Брюсселя.

– Юрий Войцеховский? – с надеждой улыбнулся Миролюбов.

– Да, Юрий Львович Войцеховский.

Все дело в том, что Юрий Войцеховский был белоэмигрантом из России, известным в Бельгии журналистом, даже основавшим журналистское сообщество, куда Миролюбов однажды мечтал вступить. Отца Войцеховского, белого офицера, расстреляли большевики в 1919 году, поэтому он ненавидел СССР и поддерживал экстремистскую политику Германии и ее вторжение в Советскую Россию.

– Вы его знаете? – спросил адвокат.

– Нет, но будет предлог познакомиться.

– Желаю удачи, – пожал плечами Кооманс де Брашен. – И все-таки хочу предупредить вас: в Бельгии получить наследство – дело непростое и долгое. Тем более – чужому человеку. Ведь мало ли, как решил распорядиться своим имуществом покойный. И кто его знает, что принадлежит ему, а что его семье.

– Но у Изенбека не было семьи!

– В этом все и дело, – укладывая документы в стопку, кивал адвокат. – Это и нужно доказать вашей стороне. Ведь всегда могут появиться неожиданные родственники и потребовать свою часть наследства. Вам придется подождать.

– И как долго?

– Полгода, год, полтора, два, – адвокат развел руками. – И даже гаулейтер вряд ли тут вам поможет.

Адвокат Кооманс де Брашен оказался прав. Юрию Войцеховскому было не до наследства Изенбека. Гаулейтер даже не принял Юрия Миролюбова. Передал его дело на рассмотрение секретарям. К начальнику Брюсселя просились тысячи людей со своими проблемами! И куда более серьезными, чем вступление в наследство. «Ах, Федор Артурович! – так часто сетовал Миролюбов, когда машина по утверждению наследства уже заработала. – Чего бы тебе было не отдать мне эти таблички! А ты сам, – обращался он к себе, – как не догадался в те часы, когда началась суматоха вокруг покойного, не вынес “дощьки”? Сказал бы: они мои! Я их сам принес сюда. Что за глупая честность! Простота хуже воровства! Ну, ничего, ничего! Нужно только выждать…»