Корона тьмы. Сумеречные боги - Лаура Кнайдль

Зейлан сжала руки в кулаки.

– Свои извинения можешь засунуть себе в задницу.

Ларкин ничего не сказал.

– И я не прощу тебя – никогда, – отрезала она. Слезы текли по ее лицу, но Зейлан была слишком зла, чтобы стыдиться этого. – Из-за тебя моя семья погибла.

– Я знаю, и эта вина будет со мной до конца моей очень долгой жизни.

– Вот и отлично. Надеюсь, это больно. – Сказав это, Зейлан повернулась и пошла прочь. Она не знала куда, но ни секунды больше не могла видеть Хранителя. И пока сердце ее увядало от горя, как цветок, умирающий от жажды под палящим летним солнцем, в животе девушки пылал все тот же старый гнев, что и в течение многих лет.

Слова Ларкина ничего не изменили. Родители Зейлан были мертвы, а сама она выросла на улице. Но тот факт, что Ларкин обо всем помнил и страдал, приносил удовлетворение, от которого боль становилась более терпимой.

– На черном рынке —

Ли шагал по руинам черного рынка. Огонь и запах разрушения, оставленный пламенем, вызывали в нем чувство ненависти. Эта вонь была зловонием смерти. С тех пор как они прибыли сюда, Хранитель старался дышать через рот, но пыль и пепел все равно оставляли на языке неприятный привкус. Какая-то его часть никак не могла дождаться мгновения, когда он покинет это место, другая, более весомая, старалась оттянуть этот момент как можно дальше.

У одной из рухнувших палаток Ли остановился рядом с Вэйлином. Неподвижный, полукровка взирал на разруху, простиравшуюся перед его взглядом. Кое-где еще виднелись тела, торчащие из-под завалов. Это зрелище напомнило Ли о том, что он видит перед собой не только поле битвы, но и массовое захоронение людей, своего рода братскую могилу, каких в Тобрии и Мелидриане вскоре станет очень много, если остановить Андроиса и Олдрена не удастся.

– Я все никак не могу поверить, что полукровки сделали это, – произнес Вэйлин. Его черные волосы длиной до подбородка развевались по ветру, обрисовывая характерное лицо мужчины и обнажая шрам на шее. Заживление раны Вэйлина, судя по всему, было еще более неравномерным, чем исцеление ожогов на лице Кирана.

Ли покачал головой:

– Это были не полукровки, а убийцы.

– Убийцы вроде меня.

Ли впервые слышал от Вэйлина нечто подобное, ведь клятва крови лишала полуэльфа возможности говорить о содеянном. И это могло означать только то, что он совершал убийства не только от имени своего хозяина.

– Думаю, все мы здесь убийцы, не считая принцессы Фрейи. Ее руки еще не запятнаны кровью, но кто знает, что будет дальше.

Когда Вэйлин повернулся к Ли, его взгляд казался потерянным:

– Спасибо, что пытаешься увидеть во мне хорошее.

Ли покачал головой:

– Ты ошибаешься, мне даже не нужно пытаться. Я давно это вижу.

– Как ты можешь так говорить?

– Могу, потому что ты такой же, как и я, – ответил Ли и, не задумываясь, шагнул ближе к Вэйлину. Он никак не мог отказаться от этого. Это было похоже на магию, которая искала другую магию. Точно так же Ли искал Вэйлина, потому что его боль была точно такой же.

Вэйлин фыркнул:

– Я не такой, как ты.

– Нет, как раз такой.

– А вот Зейлан думает иначе.

– Зейлан ничего не знает обо всех тех вещах, которые я делал и которым позволял случиться, – сказал Ли. Впервые за много лет Хранитель заставил себя признать воспоминания о том времени, когда он был среди Темных, несмотря на то что прежде предпочитал подавлять эту память. Но теперь Ли в любом случае придется столкнуться с ними лицом к лицу, как только он ступит в укрытие. Потому что такое прошлое, каким обладал этот мужчина, никогда не отпускало полностью. – Я был хорошим человеком, пока не встретил Эдана.

– Он был из Темных?

Ли рассмеялся:

– Нет, клянусь королем, нет. Он был добрым и милым и показал мне, что чувства, за которые некоторые жители деревни, вероятно, захотели бы моей казни, не являются чем-то неестественным и неправильным. Он любил меня, а я любил его – безоговорочно. Даже в те дни, когда я ненавидел его, я любил его. Больше, чем что-либо другое. Больше, чем собственную жизнь. Многие в деревне не понимали этой любви, и однажды Эдана отравили. Будучи сыном аптекаря, я распознал признаки яда и попытался спасти его. Мне удалось смягчить эффект яда, но урон был уже слишком велик. Эдан заболел. Ему становилось все хуже и хуже. И в этом его состоянии был виноват я.

Голос Ли сорвался, потому что он впервые рассказывал эту историю. Когда-то Хранитель знал людей, которые ведали о судьбе Эдана, ибо видели это воочию, но эти люди, как и его собственный отец, давно превратились в дым и пепел. И вот последние восемьдесят лет Ли нес бремя этих знаний только на собственных плечах.

– Это была не твоя вина, – сказал Вэйлин. – Ты просто хотел помочь.

– Для Эдана было бы лучше, если бы я ему не помогал. Но я был слишком эгоистичен, чтобы позволить ему уйти, поэтому потратил все свои деньги на лекарства, которые ничего не могли сделать. И когда у меня ничего не осталось, я начал воровать, чтобы заплатить за травы, которые не улучшали его состояние, но делали его более терпимым, пока Эдан в конце концов не умер.

Он никогда не забудет тот последний момент с Эданом. Несмотря на все, что Ли с ним сделал, в его взгляде читалась любовь. Эдан не упрекал его и простил то, что Ли никогда не сможет простить себе сам. Никогда. И в каком-то смысле он все же заслужил то, что последовало потом.

– Случилось так, что во время одной из своих воровских вылазок я полез в карман не того человека. Он был Темным, который вскоре после смерти Эдана нашел меня и захотел вернуть свои деньги, но я давно их потратил. Вот он и завербовал меня, и я стал мальчиком на побегушках у Темных. Сначала были просто небольшие набеги. На многолюдных рынках и во время выступлений короля я тащил кошельки и мешочки с монетами. Однако мой талант не остался незамеченным, и вскоре меня вынудили обворовывать особняки и дома знатных и богатых горожан. Первые три раза все прошло хорошо. Я входил и выходил незамеченным. Но в четвертый раз я встретил мужчину, едва ли старше Зейлан. Он умолял сохранить ему жизнь, но я знал, что не могу этого допустить, если сам не хочу оказаться на виселице. Вот я и убил его. Он был первым, но не последним. За эти годы их было так много, что я даже не смогу вспомнить все лица.

– Мне очень жаль, – сказал Вэйлин.

Ли покачал головой:

– Мне не нужна твоя жалость. Я только хочу сказать, что не всегда был тем мужчиной, которого ты видишь сегодня. Я делал то, чего вообще не должен был делать. И я не был связан кровной клятвой. Я мог остановиться в любой момент и выплатить долг ценой собственной жизни, но не сделал этого, потому что был эгоистичным трусом.

– Ты не…