Хей, Осман! - Фаина Гримберг

- Я знаю, что надо молиться пять раз!

- А какими молитвами, ты знаешь?

- Нет, отец!

- Тогда я назову их тебе! Утренняя молитва совершается между рассветом и восходом солнца; полуденная - в полдень, после того, как солнце пройдёт зенит; а послеполуденная молитва совершается на вечерней заре до захода солнца; а вечерняя молитва совершается тотчас после захода солнца; а полуночная — в полночь... А вот что в Коране говорится о молитвах, в суре «Худ»:

«Выстаивай молитву в обоих концах дня и в близких часах ночи. Поистине, добрые деяния удаляют дурные! Это - напоминание для помнящих!»[202]

- Когда же мы совершим утреннюю молитву?

- Я разбужу тебя. А сейчас приляг, поспи, тебе нужен отдых.

- Но прежде чем я лягу, покажи мне твой Коран!

И старый имам подвёл юношу к деревянной резной подставке. На подставке широкой раскрыта была большая книга с многими страницами. И страницы её были покрыты узором букв...

Осман смотрел во все глаза...

- Когда поедешь назад из Коньи, я подарю тебе этот Коран.

- Я хотел бы научиться читать!

- Это дело угодное Аллаху, но очень трудное! Долго надобно учиться. А ты ведь не богослов, не улем - толкователь Корана, ты - воин. Твоё дело - быть «гази» - воином за правую веру! Но если останется у тебя время свободное, учись чтению!

- Мои сыновья все будут уметь читать и писать. И не только на языке единоплеменников Пророка, но и на нашем, тюркском! Можно ведь читать и писать по-тюркски?

- Ты совсем как мой сын. Он тоже всё толкует, что, мол, надо читать и писать по-тюркски. А я думаю по старинке: священный язык у нас всего лишь один - язык нашего Пророка. Разве Мухаммад, да благословит Его Аллах и приветствует Его, говорил по-тюркски?! - Осман хотел, было, что-то возразить, но старик замахал на него обеими руками: - Нет, нет, не спорь! Довольно мне моих прений с сыном!.. Я для тебя пересказал слова Корана по-тюркски. Но я тебе говорю: следует молиться арабскими словами, на языке Пророка!..

И после этих речей старый имам подвёл гостя в угол, вынул из сундука одеяла и расстелил их.

- Ложись, - сказал старик. - Не так много времени остаётся у тебя для ночного отдыха. Скоро настанет время утренней молитвы!..

Старик приготовил постель и для себя. Оба легли. Старый имам вскоре уснул и похрапывал старчески. Но Осман всё не мог заснуть...

«За этот вечер и за эту ночь я пережил больше, нежели за всю мою предыдущую жизнь!.. Но я одно понял: никто за меня ничего не решит! Я сам должен чувствовать волю Аллаха! Но выслушивать следует многих. Выслушивать многих, затем замереть и почувствовать волю Аллаха. И тогда поступить сообразно своему чувствованию!..»

Осман закрыл глаза, сильно сжал веки. А сон не шёл...

«Что-то я должен сделать... сделать сейчас... Но что же?.. Что же я должен сделать? Аллах, я молюсь тебе неположенными словами; я молюсь не так, как следует по обряду!.. Но прости мне этот мой грех! Даруй мне прощение!.. Скажи мне, что я должен сделать сейчас? Я знаю, что я не должен сейчас спать!.. Скажи мне... Подай мне знак!..»

Усилием воли Осман прервал нить мыслей тревожных. Замер. Сосредоточился...

И вдруг его осенило!

Вскочил тихо. Подошёл на носках, словно таящееся дитя, к подставке деревянной, на которой раскрыт был Коран. Одно мгновение ещё не знал, что ему делать. Затем решительно встал на колени, сложил ладони у груди и стал кланяться святой книге... Раз, и другой, и третий... Теперь всё его существо занято было этим преклонением перед Кораном, все его мысли вдруг исчезли... Душа сделалась чиста...

Но вот слух юноши уловил шорох. Старик ворочался на своей постели. Осман кинулся к своему ложу, поспешно простёрся и притворился спящим... Но старый имам некоторое время постанывал, а после поднялся с кряхтением и пошёл во двор; по малой нужде, должно быть... Осман подождал. Теперь он чувствовал нетерпение. Он чувствовал, что ещё не окончено его поклонение святой книге, Корану...

Когда же воротится старик?..

Но вот слышны острому слуху юноши неровные шаги старческих ног... Старик возвратился со двора и снова лёг...

Осман ждал в нетерпении. Он перед сном разделся до рубахи и нижних штанов, но теперь ему вдруг сделалось так жарко, будто он был в меховой одежде. Наконец снова раздалось похрапыванье, старик уснул.

Тогда гость вновь приблизился к святой книге, встал вновь на колени и повторял вновь и вновь свои поклоны вместилищу священных слов!..

Но вот глаза юноши начали слипаться. Голова тяжелела... Однако он всё не ложился... А когда почуял, что забытье одолевает его, откачнулся, чтобы не упасть головой на страницы святой книги, и простёрся на полу, согнув руки и упёршись лбом в свои согнутые в локтях руки...

Ночью глубокой, уже близкой к рассвету, заколебался перед закрытыми в сонном забытье глазами Османа странный туман... Туман клубился, колебался, внезапно прорывался и открывал части прекрасных картин живых... Виделись на фоне голубого неба яркие колеблющиеся башни дворцов, развевались стяги, гремела парадная музыка, мчались какие-то чудные повозки... Толпы народа, одетого разнообразной пестротой причудливых материй, двигались на площадях, а вокруг широких площадей вздымались высокие стены... Смутный гул отдавался в ушах Османа... Во сне он пытался разглядеть явившиеся ему видения, но они колебались, мутнели, снова прояснялись внезапно... Во сне ему виделось, будто он приподнялся на локтях, и вглядывается, вглядывается...

И вдруг Осман услышал голос. Этот голос был самым странным, самым необычайным из всех голосов, слышанных когда бы то ни было Османом. И более никогда в своей жизни Осман не слышал этот голос!..

Этот голос был ясно, отчётливо слышен; и в то же самое время этот голос не был облечён в звуки человеческие. Этот голос был необычайно громок и необычайно тих. Этот голос звучал, казалось, всем на земле, но слышен был одному лишь Осману...

- Хей, Осман! - Голос заполнял слух юноши. - Ты почитаешь мои слова и преклоняешься перед ними! Мои слова — небесные слова. А в этом земном человеческом мире я одарю тебя и твоих потомков благоволением моим и любовью. Навеки! Покамест будет существовать мир людей, будут звучать о тебе и твоих потомках слова земные похвал и восхищения...

Этот голос, входя легко в Османов слух, доставлял неизъяснимое наслаждение; прекрасно было слышать его... Даже и без слов... Одно лишь неизъяснимо прекрасное звучание-незвучание доставляло радость, вызывало на лицо улыбку восторга...

- Ты... Аллах?.. - прошептал Осман во сне. И прошептал живее и громче: - Ты - сам Аллах?..

И неизъяснимый голос вновь заполнил Османов слух:

- Эвет! Это я... Я-а...