Жасминовые ночи - Джулия Грегсон

– Мы держим шторы закрытыми весь день, а ночью включаем вентиляторы, – сообщила Элли.

Паттерсоны, по-видимому, отбыли надолго. На стенах виднелись пустые места, откуда сняли картины. В середине комнаты на тиковом полу остался светлый квадрат – где раньше лежал ковер. Слуга отвел Сабу в гостевую комнату на втором этаже. При виде чистых, белых простыней, москитной сетки и мягкой кровати ее захлестнула головокружительная волна усталости. Ужасно устала вся их труппа, а сама Саба даже не помнила, когда в последний раз нормально спала ночью. Возле кровати на небольшом блюдце слегка курились зеленые кольца репеллента «Лунный Тигр», отпугивавшего насекомых.

– Сначала ванна, потом постель. – Мягко ступая, Элли вошла в комнату. На ее ногах были лишь тонкие носки. В одной руке она несла полотенца, в другой – кувшин с лиловой солью для купания. Она отвела Сабу в ванную, где уже набиралась вода, и вручила ей шелковое зеленое кимоно, сказав, что Саба может его носить, пока живет в этом доме.

– Вы очень добры, – поблагодарила Саба. Ей ужасно не терпелось нормально помыться впервые за весь месяц.

– Нет, я не добра, а очень рада тебя видеть. – Элли раскрыла рот и хотела добавить что-то еще, но не стала. – Ну, прыгай в ванну. Увидимся за ужином.

Вода была восхитительно горячая и благоухающая. Саба старательно намылилась и была поражена, сколько на ее коже было пыли и песка. За день до этого они вышли из репетиционной палатки и попали в песчаную бурю. Минут десять ветер и песок хлестали по ним. Когда все закончилось, они поглядели друг на друга и расхохотались – с головы до ног они были густо покрыты пылью. Саба даже пошутила, что теперь им место в витрине Каирского музея. Литра воды, который они с Яниной поделили между собой, чтобы мало-мальски смыть пыль, разумеется, не хватило. Песок хрустел на зубах, остался в волосах и нижнем белье, вызывая дискомфорт и раздражение…

Лучики солнца отражались от воды. Какое блаженство! Целая ванна воды в ее распоряжении, без проклятого таймера Янины и без ее громких вздохов за дверью. Саба ощутила укол одиночества, лишь когда помыла голову шампунем. Обычно Арлетта помогала ей ополаскивать волосы, а потом сушить, и это было необычайно приятно – Саба чувствовала себя в это время любимым ребенком заботливой мамочки. Перед отъездом Арлетта крепко обняла ее, ущипнула за щеку и наказала скорее возвращаться – ведь они теперь одна семья. Даже Янина нерешительно чмокнула ее.

Когда она пришла в госпиталь к Вилли, тот в шутку надул губы и стал тереть кулаками глаза – ну, прямо-таки капризный толстый ребенок.

Проснувшись, Саба не сразу сообразила, где находится. Вода почти остыла. Над домом пророкотал самолет. Внизу, вероятно, на кухне, булькала в трубах вода.

Саба оделась и пошла вниз.

Элли переоделась в бледно-серую шелковую пижаму, на шее была завязана узлом длинная нитка жемчуга. В руке она держала высокий бокал.

– Ну, ты хорошо поспала, – улыбнулась она. – Хочешь джина с тоником? Вскоре нам предстоит развлечение – мы будем примерять платья.

Элли подошла к окну и проверила, плотно ли задернуты темно-синие маскировочные шторы.

– Говорят, Озан намерен закатить грандиозный прием. – Она опустила веки и восторженно покачала головой. – Волшебная музыка, реки игристого вина «Bollinger»… Жалко, что я когда-то забросила занятия вокалом.

– Чем ты занималась до войны? – поинтересовалась Саба. Ей стало не по себе от намеков Элли – ведь она по-прежнему не очень понимала цель своего приезда и не знала, безопасно ли ей идти к Озану. Ей хотелось спросить об этом Клива, но он пока не объявился.

– Долгая история, – ответила Элли, сделав глоточек. Саба обратила внимание, что она держалась как-то напряженно и, возможно, нервничала, но старалась не подавать вида. – Совсем юной девчонкой я приехала в Париж и тут же влюбилась в этот город – это была внезапная страсть, coup de foudre. В те дни у меня не было ни малейшего интереса к нарядам – я ходила в джодхпурах (брюках для верховой езды) и двойках (кардиган и джемпер из одинаковой шерсти). Но в один прекрасный день, когда я пришла на рынок за какой-то мелочью, меня, долговязую и нескладную, увидел один человек и предложил стать манекенщицей у Жана Пату. Меня заставили похудеть килограмма на три, научили правильно накладывать косметику, и после этого я участвовала в показе трех коллекций одежды.

Она встала с кресла и величественной походкой прошлась по гостиной.

– Вот так нас учили ходить по подиуму. Голова гордо поднята, на шляпке перо, юбка-колокол или заужена… Numero un – une robe blanche[98], – изобразила она бесстрастный голос продавца, и потом – плям-плям – сыграла на воображаемом фортепиано. – Numero deux – une robe noire[99]. Скука смертельная, но все-таки начало чего-то. Главное, что я впервые стала жить независимо. Это было замечательно.

Они вместе поужинали в скудно меблированной столовой, которая освещалась лишь лампой с бахромой, стоявшей на серванте.

Блюдо было местное, египетское, под названием «кушари» – смесь чечевицы, лука и овощей, приправленная пряным соусом с запахом кумина. Элли извинилась за то, что угощает Сабу крестьянской едой.

– Египтяне называют ее пестрой смесью, – сказала она, – а я ее обожаю; это намного лучше, чем жуткие мясные консервы непонятного происхождения.

Чечевицу они запили бокалом французского вина. Элли сообщила, что это подарок ее нового поклонника, местного виноторговца с французскими корнями.

– Он свободно говорит по-французски! Как же это чудесно! – В ее глазах вспыхнула искорка. Саба удивилась – неужели в сорок лет еще возможна страсть?

Саба с аппетитом поужинала; блюдо ей понравилось, и она похвалила его Элли. Тансу готовила нечто похожее. Саба рассказала внимательно слушавшей Элли про Тан: как они вместе лежали в постели и слушали музыку по радиоприемнику, как Тан приехала в Уэльс из Турции, одна, с маленьким чемоданом, не зная никакого языка, кроме турецкого.

– Элли, вообще-то я сильно нервничаю, – призналась Саба, когда они ели крошечное печенье и пили кофе по-турецки. – Я еще никогда не пела в настоящем ночном клубе или на шикарных приемах, вот как у мистера Озана. Я даже не знаю, какие песни им нравятся.

Элли наклонилась к ней и, взяв за руки, заглянула ей в глаза.

– Ты им понравишься. Дермот Клив считает, что ты настоящая находка.

Саба удивленно вытаращила глаза. Так, значит, Элли знакома с Кливом?

– Я думала, что увижу его сегодня и все спрошу, – вздохнула Саба. Ее голос гулко звучал в полупустой комнате. Почти как на сцене.

– Не волнуйся, – заверила ее Элли. – Все будет нормально. Пока ты была в ванной, мне позвонил Фернес. Ты будешь репетировать с певицей по имени Фаиза Мушавар; ее супруг когда-то владел «Кафе де Пари» – конечно, не тем самым, а здесь, на улице Корниш. Сама она – неплохая певица, хотя поет в арабском стиле, на мой вкус, слишком заунывно. Дорогая, ты когда-нибудь была на их концертах? Нет? Ну и не ходи. Это ужас! Они бесконечно длинные и нудные. Впрочем, я слышала, что у них тут есть первоклассный джаз. – Когда она похлопала Сабу по руке, на ее пальце сверкнуло бриллиантовое кольцо. – После ваших концертов в пустыне для тебя это будет приятным разнообразием. Ведь это наверняка было утомительное занятие.