Ржавчина. Пыль дорог - Екатерина Кузьменко

Спи, Лайса. Спи, девочка.

Я достаю из кармана поминальный колокольчик – автоматную гильзу с металлическим шариком внутри. Горлышко сплющено так, чтобы шарик не выпал, но не до конца, чтобы не заглушать звук. В специально пробитые дырочки пропущена леска, на свободном ее конце – скользящая петля – не перетягивать же живую ветку узлами. Лайсе бы понравилось. Петля затягивается, колокольчик глухо брякает, касаясь памятника. На ветках повыше качаются еще несколько, только гильзы уже потеряли блеск.

Этого не было до нас, это только наше. Обычай чистильщиков. Обычаи вообще странная штука, человечество обрастает ими быстрее, чем днище корабля ракушками, но чистильщики, кажется, могут дать фору всем остальным.

Кир Саранер. Совсем другая смерть. Он возвращался из рейда с группой – несколькими чистильщиками и небольшим отрядом. Объект попался сложный, парни были выжаты досуха, но довольны – как и положено людям, без потерь закончившим опасное и нужное дело. По дороге их обстреляли – это случилось еще в то время, когда на задании ты рисковал получить пулю в ответ. Не все сразу поняли, что собой представляют «проклятые места», среди мародеров находились придурки, уверенные, что чистильщики приносят из своих вылазок какие-то несметные сокровища, не принадлежащие этому миру. А дальше срабатывала типичная бандитская логика: не хочешь рисковать своей шкурой, чтобы получить желаемое, отбери у другого.

Кир, молодой рабочий со сталелитейного завода, дрался наравне со всеми – ему даже мысль не пришла поберечь свою голову для работы чистильщика. Да и предложи кто поберечься, наверняка недосчитался бы зубов: уж больно вспыльчив был здоровяк Кир. Погиб в перестрелке, как рядовой боец.

Еще одна история, еще один колокольчик.

Самый старший из знакомых мне чистильщиков – Митт Торси. Ему подкатывало к шестидесяти, и он всегда работал один. Некоторые замашки заставляли заподозрить в нем диверсанта на пенсии, но о себе он рассказывал крайне мало и неохотно. Но именно он научил Дэя стрелять с двух рук. А на вид неприметный пожилой мужчина в толстых очках. Всем автоматам предпочитал старенькую винтовку. Мог развести костер в сырую погоду, мог спрятаться так, что его нельзя было разглядеть с двух шагов.

Он не вернулся в лагерь к назначенному сроку, на его поиски отправили группу – и та обнаружила Митта под кустом недалеко от района зачистки. Мертвого, но со спокойной улыбкой на лице. Сердечный приступ, как со знанием дела определил кто-то из медиков. Мы до сих пор не знаем, было ли это подлым прощальным подарком проклятого места, или организм немолодого уже человека просто не выдержал таких нагрузок.

После этого случая чистильщикам строжайше запретили работать в одиночку.

Дальше идут незнакомые имена. Часто люди с отдаленных баз хотят, чтобы и у их товарищей было место, куда можно принести цветы и свечи. Подозреваю, однажды здесь построят большой мемориал. Но лучше бы ему быть поменьше.

Айлесин Хаор. Судя по выбитым на памятнике датам, двадцать пять лет. Каким он был? Воображение почему-то рисует светловолосого юношу, похожего на менестреля из легенд. Мягкие кудри до плеч, перехваченные хайратником, и прозрачно-синий, как весеннее небо, взгляд.

Это тебе, брат, – неузнанный, незнакомый, но все равно – брат. По дару и оружию.

– Ты все думаешь о том письме? – Дэй обнимает меня здоровой рукой. – Брось. Так ли это важно?

Думаю. Не могу не думать. Смотрю на могильные камни и гадаю, почему нам посчастливилось выжить, а им – нет. Везение или некая судьба, сохранившая нас для чего-то важного? И есть ли та судьба – или все это просто бред уставшего сознания, который разлетится осколками, стоит только взяться за настоящее дело? Во сне все тоже кажется правильным, логичным и взаимосвязанным – пока грезы не сожжет дневной свет.

– Я думаю о том, сможем ли мы остаться собой.

Нигде не говорится, какими мы нужны миру.

Тонкие пальцы на моем плече сжимаются крепче. Ему тоже страшно. Что останется от нашей любви, от этой скорби над пустыми могилами, от пыли пройденных дорог, от электрического импульса первого прикосновения, от сказок в полутьме комнаты? Что вообще происходит с душой и сознанием человека, когда он становится воплощением некой силы?

– Остается надеяться, что миру мы нужны людьми.

Боги уже выронили его из рук.

Интерлюдия

Ему не открывали долго. Наконец стук возымел действие, за дверью послышались шаги. Стэн облегченно вздохнул – он уже собирался уходить.

На пороге стоял Дэй. Домашняя одежда, распущенные волосы.

– О, здорово.

– Привет, я тут над картами страдаю. Свежий взгляд нужен. Поможешь?

Проходя мимо комнаты, Дэй плотнее прикрыл дверь и кивнул в сторону кухни.

– Так вот, – на стол легла потертая на сгибах карта, испещренная разноцветными значками, – я все думаю, стоит ли этот поселок зачищать. Уж больно расположение у него удобное. Но возни будет…

– А что там помимо обычного набора?

– Там местность вообще слабо старым картам соответствует. То есть – все, что угодно.

– А, ясно, – Дэй невольно поморщился, – но за поселок я бы взялся, он большой, столько народу жилье бы получило.

– Лично я бы начал зачистку с северного района, где гаражи. Сложно, зато потом можно не ждать сюрпризов.

– В принципе, можем попробовать.

– Ну, это решать не мне, а полковнику.

– Ой.

Вошедшая в кухню Рин отшатнулась. И немудрено. Пальцы девушки стягивали на груди углы старенького пледа. Стэн вдруг четко увидел предысторию момента.

Она и Дэй были в комнате. Может, любили друг друга, может, просто отсыпались. Он вышел, она пошла узнать, в чем дело. И… вот. А теперь у Стэна такое чувство, что он увидел что-то, не предназначенное для его глаз. И дело не в ее красивых плечах и гладкой коже – хотя взгляд, чего греха таить, невольно скользнул по тонкой девичьей фигуре, обрисованной складками ткани. Потом, конечно, отвернулся из вежливости. Боевой товарищ как-никак.

Эти двое ухитрялись творить свой мир – взглядом, словом, движением. И он, Стэн, застал акт творения. Попавшие на Базу новички искренне удивлялись, встретив их в городе. Оставляя в оружейке автоматы и вешая форму в шкаф, они словно сбрасывали с себя груз взрослой жизни. Переодевались в потертые джинсы и куртки, небрежно стягивали волосы резинками, а то и вовсе оставляли распущенными. Стэн в такие моменты старательно гнал от себя воспоминания о гравюрах, изображавших сказочных существ. Слишком уж похоже.

Рин вернулась в джинсах и свитере, и Стэн ощутил смутную тоску по тем временам, когда девушки могли носить яркие платья и туфли на каблуках. Впрочем, эта и тогда не носила бы.