Спокойно, Маша, я Дубровский! - Елена Логунова

Ключики и от гаража, и от машины у меня были, братец сразу после покупки авто вручил мне комплект в расчете на то, что уж я-то его не потеряю. Я никогда не теряю ключи, у меня к этим маленьким кусочкам металла трепетное отношение коллекционера: в детстве я ключики собирала и любовно складывала в коробку, застеленную кусочком бархата. Зачем я это делала – сама не знаю, но увлекал меня данный процесс настолько, что родители побаивались оставлять меня без присмотра в чужих прихожих. В нежном дошкольном возрасте я стырила у знакомых столько ключей, что мамуля всерьез опасалась – а не вырастет ли из меня матерая домушница?

В общем, мое воссоединение с Зяминым транспортным средством прошло без проблем. Окинув сожалеющим взором родную многоэтажку (у Кулебякина в спальне горел свет), я выехала со двора и покатила в «Гостевой двор». По пути еще заехала на автозаправку, потом в круглосуточный супермаркет за продуктами в дорогу и прибыла к гнезду разврата в пятом часу утра. Там пришлось еще немного подождать, пока толстая сонная тетка, хозяйка заведения, недовольно бормоча: «Ходят, ходят, сколько можно ходить!», открыла мне дверь. Я мимоходом заверила злюку, что ходить больше не буду, только лежать, и исполнила свое обещание, рухнув в арендованных нами апартаментах на первую попавшуюся кровать. Последним моим сознательным действием была установка будильника в мобильном телефоне на восемь часов утра.

Совершив этот маленький подвиг, в восемь ноль одну я о нем страстно пожалела. Спать хотелось до одури, глаза не открывались, ноги путались в одеяле, руки цеплялись за подушку, а мобильный будильник с откровенной издевкой распевал: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой!» Ощущение было такое, словно смертный бой уже состоялся, и я в нем пала смертью храбрых.

Самовынос хладного тела дался мне с большим трудом. Стукаясь о стены и косяки малознакомого помещения, я выползла в холл, из которого открывался прямой путь в ванную, и увидела, что на этом стратегически важном рубеже окопались Алка с Зямой. Они прикатили в холл сервировочный столик с прохладительными напитками и с удобством устроились в больших глубоких креслах с видом на дверь ватерклозета.

– Ну, наконец-то! – с претензией сказал Зяма, приветствовав мой выход слабым взмахом полотенца.

– Тут очередь? – вяло поинтересовалась я. – А кто крайний?

– Ты, – ехидно ответила Трошкина, прихлебывая газировку.

– А там кто? – спросила я, кивнув на дверь.

Алка поперхнулась лимонадом и выпучила глаза.

– Мы думали, там ты! – удивленно ответил Зяма.

Трошкина с грохотом поставила на столик полупустой стакан и воззрилась на моего брата, сделав брови птичкой. Птичка у нее получилась взъерошенная, скукоженная, страшненькая. Зяма испуганно ойкнул, недоверчиво поглядел на дверь, за которой весело журчала вода, и скороговоркой забормотал:

– А я не знаю, кто там, я никого не звал, клянусь, может, кто-то сам пришел, но я тут ни при чем, я ничего такого не делал, чисто спал, и все тут!

Я подошла поближе и прислушалась. Журчание за дверью прекратилось, зато стало слышно тихое пение. Вне всякого сомнения, солировала женщина, вполне довольная жизнью. В ее безмятежное мурлыканье время от времени вплетались обрывки текста героико-патриотического хита, который был невероятно популярен в середине прошлого века.

Песня утверждала, будто мы рождены, чтоб сказку сделать былью. Трошкина при звуках приятного меццо-сопрано исковеркала лицо гримасой, которая яснее ясного говорила: той сказке, которую Алка самолично готова сделать былью для Зямы, самое место в сборнике мамулиных ужастиков.

– Свинья ты все-таки, Зямка! – злобно сказала подружка моему братцу. – Стоит только оставить тебя одного, как сразу же появляется какая-нибудь девка! Нет, ты неисправим!

– Девка? – повторила я, прислушиваясь к звукам замшелого хита.

Выбор песенного произведения указывал на особу возрастную. Определенно, девкой она была очень, очень давно...

Весело щелкнул замок, дверь открылась, в образовавшийся проем выдвинулся высокий тюрбан из махрового полотенца. Разгневанная Трошкина уже занесла над ним кулачок, но я вовремя перехватила ее руку, и со словами «все выше, и выше, и выше стремим мы полет наших птиц» в холл бодрой птичкой выпорхнула наша бабуля.

– Ба! – безгранично обрадовался Зяма. – Это ты! Какое счастье!

– Катерина Максимовна! – Трошкина разжала кулачки и расплылась в виноватой улыбке.

– Привет, бабуля! Мы думали, что ты в милиции, а ты тут и прекрасно выглядишь! – Я обняла родную старушку.

От нее вкусно пахло незнакомыми духами.

– Долгая прогулка на свежем воздухе плюс свежий макияж – вот и весь секрет, – красуясь, ответила бабуля. – Я прикупила себе новое платье и кучу косметики.

– Покажи! – в один голос потребовали мы с Алкой.

Пока дамы заинтересованно рассматривали флакончики и тюбики, единственный джентльмен просочился в ванную. Когда он вышел, мы уже знали, что бабуля благополучно избежала милицейского плена, несколько часов болталась в круглосуточном торговом центре и от нечего делать занималась шопингом. На вопрос, откуда у нее деньги, бабуля лаконично ответила:

– С биржи! – и я поняла, что проблем с электроэнергией стране не избежать.

Однако ситуации с РАО ЕЭС наша беседа не коснулась. Я вкратце рассказала о своем общении с маменькой Андрея Попова, Алка – о визите в похоронную контору. Бабуля нетерпеливо ждала своей очереди исповедоваться, но я ей слова не дала. Мне не терпелось проверить одну свою догадку.

– Договорим по дороге! – сказала я и замолотила кулаком в дверь ванной, требуя от Зямы освободить помещение для нужд других граждан.

– Что еще за дорога? – нахмурилась домоседка Трошкина.

– Хорошая дорога, шоссейная, – уклончиво ответила я, внедряясь в ванную, из которой вышел братец. – В машине расскажу.

– Что еще за машина? – спросил Зяма.

– Хорошая машина – твоя собственная! – ответила я уже из-за двери.

Братец пытался добиться от меня каких-то объяснений, но я его требования проигнорировала. Бабуля великодушно поделилась со мной своей новой косметикой, и с ее помощью я должна была срочно нарисовать себе нормальное человеческое лицо. То, которое самопроизвольно образовалось к исходу бурной ночи, меня решительно не устраивало: с такой физиономией никак нельзя было претендовать на звание Мисс Детектив, а я чувствовала, что имею полное право на лавры.

– Ах, какая красота! До чего же замечательная у нас природа! – с детской непосредственностью восторгалась бабуля, поминутно засматриваясь в закрытое окошко.

Она неоднократно пыталась в него высунуться, но бдительная Трошкина всякий раз удерживала ее за юбку. Замечательная окрестная природа была представлена в основном девственным лесом, подступающим к узкой дороге с двух сторон. Бабуля в своих кружевах и широкополой дырчатой шляпке из розовой соломки запросто могла зацепиться головным убором за ветку, которая выдернула бы ее из машины, как удочка – игривую форель. А мы не хотели снова потерять свою родную старушку.