Голливуд: оружие массового поражения - Сергей Николаевич Магнитов

каменные башни с бойницами — это строилось по всей Европе и потом перестраивалось. Мало кто знает, что Фиорованти на основе норманнских башен создал круглые башни Кремля, просто удлинив их и придав шпиль.

Представить, что Роберт Плант прочитал «Повесть временных лет» о призвании варягов сложно, но перед нами почти цитаты!

Самое занятное, что Роберт Плант делает песню от имени… викингов-варягов, по сути, иммигрантов на новой земле.

Песня иммигрантов (Immigrant Song)

Мы явились из края льдов и снегов,

Где под солнцем полуночи гейзеры бьют.

Молот богов гнал наши корабли к новой земле, чтобы

Сразиться с ордой дикарей, выкликая:

«Валгалла! Я иду к тебе!»

Плывем мы под мерный плеск весел;

Наша цель — западный берег.

Мы явились из края льдов и снегов,

Где под солнцем полуночи гейзеры бьют.

Повесть пролитой крови расскажет о том,

как нежны ваши зеленые поля.

Мы усмирили ваши воинственные набеги,

мы — ваши повелители.

Текст не вызывает сомнений: иммигранты с востока на кораблях стали цивилизаторской силой на Западе, погруженном в распри и беспорядок.

Забавно то, что эта песня имела явный современный политический оттенок. Дело в том, что Третий альбом писался в Уэльсе, то есть на кельтской земле в доме явно норманнского типа, который назвался Брон Эйрайр. То есть Плант писал от имени норманнов, вполне осознанно считая себя норманном с Востока на земле кельтов!

Вот и вопрос: почему же нет норманнского комплекса в самой Европе, почему нет переживаний на тему вторичности, несмотря на вызывающие факты, а в случае Планта — строки из песни? И второе: а не пора ли нам подчеркнуть восточностьнорманства и не приписать ли нам, вслед за Робертом Плантом, цивилизаторскую роль в Европе?

Пропаганда тления

Как закрываются «двери»

Является ли суицидальный нарокоманизм предметом для политического анализа? Да, если он вмешивается в политику.

Как известно, наркомания является частью либеральной доктрины под эгидой освобождения сознания, расширения медитативных возможностей интеллекта. Это всё сдабривается медиуматическим синдром — связи с высшими мирами (энергиями=вибрациями=посланиями=откровениями и проч.). Классический путь нарко-либерала прошел Джим Моррисон, основатель группы «Doors» («Двери»). Он «заслужил» целый фильм в свою честь. Хотя это может честью и не назваться.

Стоун — довольно добросовестный режиссёр. Снимал ли он фильм в честь Моррисона или просто внимательно исследовал его путь, путь освобожденного либерала, умершего в 27 лет от наркотиков и утащившего за собой бедную подругу, которую сыграла милая Мэг Райен, сказать сложно. Говорить, что это была агитка в пользу наркотизма, так же сложно, как доказать обратное. Фильм претендует на жесткий реализм показа истории певца и группы. Не скрываются все пристрастия: сигареты с начинкой, порошки, постоянно приложенная ко рту бутылка горячительного. Нет сомнения, что эта проблема была центральной в фильме.

Можно долго философствовать о прелести расширения сознания, мы остановимся только на том, что наркотический рок-н-ролл всегда приходит к бунту против всего вокруг. Такова логика либерального сознания, который ищет освобождения в поисках его пределов. А так как пределы расползаются, либеральное сознание мчится в никуда, в неизвестность, сметая все на своём пути. Но то, что в сознании не получается, в реальности получается легко. И вот Моррисон на скандальном концерте, после которого он был осуждён. В наркотическом бреду он так распоясался на сцене, что начал орать, оголяться и демонстрировать исподнее, притом науськивая зрителей на полицейских, которые стаскивали его со сцены. Самое интересное в этом безобразии была идеологическая подоплёка — а именно политическая: свобода прежде всего, её любое проявление, вплоть до такого. А еще интереснее — агрессивная наступательность, вплоть до любых видов расправ над инакомыслием.

Самое интересное в деле освобождения — это деградация. Если судить по художественной динамике альбомов «Дверей», то несомненное достоинство первого одноименного альбома с выдающейся психоделической песней «Light my fire» («Свет моего огня») с инфернальными гитарными ходами закончилось блюзовым примитивом и горланными, особенно на концертах, заворотами последних альбомов с суицидными и двусмысленными вещами вроде «Рок есть смерть» (Rock is dead). А бесконечные разглагольствования на сцене о революции, о протесте против любой несвободы заканчивались бесконечными призывами «Вы готовы?», причем было непонятно, к чему, к революции или к дозе. Убогое зрелище Стоун показал как деградацию.

То есть несвободный (если освобождающийся) Моррисон был творчески на несколько порядков интереснее, чем Моррисон-освободившийся. Тогда возникает вопрос, насколько нужна такая свобода для творчества, если она не раскрывает двери, а закрывает их? Может быть, это вообще иначе называется, и Моррисон попросту использует банальные штампы в силу своей необразованности, и свобода тут вообще не причем?

Либералам надо разобраться с наркономным либерализмом, который, несомненно, дискредитирует доктрину. Думается, Стоун, как несомненный либерал (других в Голливуде попросту нет), который давно исследует природу свободы в стихии необходимости, конфликта и власти (фильм «Взвод») фильмом о Моррисоне задался этим вопросом: насколько наркотизм вписывается в либеральные паззлы.

Второй вопрос в фильме о кумире рок-н-ролла: стоит ли творчество смерти в его имя. Давно существуют споры, является ли самоубийственное освобождение освобождением, — это непонятно до сих пор, как непонятно, какое слово главное в этом сочетании — освобождение или самоубийство? И если равным образом принимается и то, и другое, то возникает соблазн отождествления освобождение=смерть. А это уже сложно даже для Голливуда и рок-н-ролла.

Пока же Стоун показал понятную вещь: когда и как закрываются двери, распахнутые наркотическим освобождением.

«Волюнтаристы Америки»

Двусмысленность всегда была почётна в рок-н- ролле, который бунтовал, ломая смыслы. Двусмысленность и почиталась умом и хитростью. Это вы переведёте название группы Jefferson Airplane как «Самолет (Аэроплан) Джефферсона», хотя у основателя США аэропланов не могло быть по определению. А вот если «спуститься по лестнице значений» вниз, то окажется, что это всего лишь на всего сленговое обозначение надломанной спички для удержания остатка прокуренного косяка. Но причём здесь Джефферсон — остается гадать, может быть как символ свободы? Но сводить Джефферсона с косяком?… как-то не очень. Та же двойственность и в песенных лозунгах: призыв к революции — Got a revolution, got to revolution Давайте устроим революцию, революцию — но форма бунта в первую очередь хиппистское, наркотическое аутсайдерство.

Двойственность видится