Секреты обманчивых чудес. Беседы о литературе - Меир Шалев

Пищу вкушают они с отцом и с матерью доброй

В доме отца, и стоят перед ними несчетные яства,

Жареным пахнет в дому, голоса на дворе отдаются —

Днем. По ночам же они, со стыдливыми женами рядом,

Под одеялами спят на своих просверленных кроватях.

Греческая мифология рассказывает нам также о Библиде — девице, воспылавшей страстью к своему брату Кавну. Этот миф, однако, показывает, что, невзирая на обычаи, царившие на Олимпе и в Эолии, сексуальная связь брата и сестры не была ни распространенным, ни одобряемым видом отношений в Древней Греции. Вот как описывает эту историю Овидий:

Библида стала пылать вожделением к брату — потомку

Феба. Его не как брата сестра, не как должно, любила.

Не понимает сама, где страстного чувства источник;

В помыслах нет, что грешит, поцелуи с ним часто сливая

Или объятьем своим обвиваючи братнину шею.

Долго вводило ее в заблуждение ложное чувство.

Иными словами, предосудительная любовь берет начало во вполне легитимной, лишенной греха близости между братом и сестрой. На этом первом этапе Библида еще не различает между родственными поцелуями и поцелуями любовными, и тут можно вспомнить Иакова и Рахиль возле колодца, чей поцелуй объясняется как родственный и поэтому не должен вызывать опасений. Но Иаков и Рахиль были не родными, а всего лишь двоюродными братом и сестрой, и брак таких родственников считался дозволенным. В мифе же речь идет об отношениях между родными братом и сестрой, причем чувство Библиды к брату постепенно меняется и усложняется:

…чтобы видеть

Брата, себя убирает она, казаться красивой

Хочет и всем, кто краше ее, завидует тайно.

Все же сама не постижна себе; никакого желанья

Не вызывает огонь; меж тем нутро в ней пылает.

Брата зовет «господин», — обращенье родства ей постыло, —

Предпочитает, чтоб он ее Библидой звал, не сестрою.

Обращение «сестра» вызывает у Библиды раздражение, потому что напоминает ей о запретности ее любви. Но если бы она говорила на иврите, она бы радовалась ему. Потому что в нашем языке слово «сестра» — это не только дочь тех же родителей, но также прозвище любимой женщины, и к этому двойному смыслу мы еще вернемся.

По-гречески это, очевидно, не так, и Библида, в отличие от героев «Песни Песней», воспринимает обращение «сестра» буквально. По ночам ее мучают страстные сновидения, а также муки совести. В конечном счете она написала брату любовное письмо. Кавна охватил страшный гнев, но Библида не отказалась от своих слов. Брат покинул свой дом и страну, а сестра в отчаянии претерпела метаморфозу, как и положено героине Овидия, и превратилась в источник.

В наших древних источниках известен обратный случай — когда брат возжелал свою сестру. Это история Амнона и Фамари — история, в начале которой — любовь, в продолжении — насилие и ненависть, а в конце — убийство и месть.

И было после того: у Авессалома, сына Давидова, была сестра красивая, по имени Фамарь, и полюбил ее Амнон, сын Давида.

И скорбел Амнон до того, что заболел из-за Фамари, сестры своей; ибо она была девица, и Амнону казалось трудным что-нибудь сделать с нею.

Но у Амнона был друг, по имени Ионадав, сын Самая, брата Давидова; и Ионадав был человек очень хитрый.

И он сказал ему: отчего ты так худеешь с каждым днем, сын царев, — не откроешь ли мне? И сказал ему Амнон: Фамарь, сестру Авессалома, брата моего, люблю я[159].

Две вещи обращают здесь на себя внимание. Во-первых, в начале у Амнона появляется чувство любви. К этому нужно вернуться впоследствии, когда обнаружится уродливая сторона этой любви. Во-вторых — ивритское использование слова «сестра», которое тут же станет более сложным.

И сказал ему Ионадав: ложись в постель твою, и притворись больным; и когда отец твой придет навестить тебя, скажи ему: «пусть придет Фамарь, сестра моя, и подкрепит меня пищею, приготовив кушанье при моих глазах, чтоб я видел, и ел из рук ее»[160].

Фамарь — сестра Амнона только по отцу. В начале рассказа Амнон упоминает эту тонкость и называет ее «Фамарь, сестра Авессалома, брата моего». Сейчас, по совету мудрого друга, он меняет это именование и, обращаясь к отцу Давиду, употребляет слова «моя сестра». Этим изощренным способом он намекает, что тут нет места для опасений, поскольку брату и сестре можно находиться в комнате наедине.

Именно так, к сожалению, понимает эту ситуацию и сам Давид. Он попадается в сети злого умысла и велит Фамари ухаживать за Амноном, который притворяется больным. Обратите внимание, что при этом Давид (а следом за ним — и библейский автор) называет Амнона «твой брат»:

И послал Давид к Фамари в дом сказать: пойди в дом Амнона, брата твоего, и приготовь ему кушанье.

И пошла она в дом брата своего Амнона; а он лежит. И взяла она муки, и замесила, и изготовила пред глазами его и испекла лепешки.

И взяла сковороду и выложила перед ним; но он не хотел есть. И сказал Амнон: пусть все выйдут от меня. И вышли от него все люди.

И сказал Амнон Фамари: отнеси кушанье во внутреннюю комнату, и я поем из рук твоих. И взяла Фамарь лепешки, которые приготовила, и отнесла Амнону, брату своему, во внутреннюю комнату.

И когда она поставила перед ним, чтоб он ел, то он схватил ее, и сказал ей: иди, ложись со мной, сестра моя[161].

Помните, когда Амнон исповедовался в своей любви к Фамари, он называл ее «сестра Авессалома, брата моего»? Потом, обращаясь к их общему отцу Давиду, он из осторожности говорил о ней, как о «своей сестре». Сейчас, в пылу страсти, он снова называет ее «своей сестрой», но, поскольку сейчас его слова направлены непосредственно к ней, они имеют второй ивритский смысл слова «сестра» — тот, в котором оно несколько раз появляется в «Песне Песней»: «моя любимая».

Фамарь приходит в ужас. Она умоляет Амнона:

Нет, брат мой, не бесчести меня, ибо не делается так в Израиле; не делай этого безумия.

И я, куда пойду я с моим бесчестием? […] Ты поговори с царем; он не откажет отдать меня тебе[162].

Фамарь называет Амнона братом, но, в отличие от «моя сестра», «брат» на иврите — это не язык любви. Так же и в «Песне Песней»: любящий называет свою любимую «сестра моя, невеста», тогда как она говорит ему: «О, если бы ты был мне брат, сосавший груди матери моей! тогда я, встретив тебя на улице, целовала бы тебя, и меня не осуждали бы»[163]. То есть, в отличие от слова «сестра», слово «брат» в иврите не сопрягается с физической любовью — оно всего лишь «семейное», оно дает легитимацию внешним проявлениям близости. (Интересно, что в оригинале «Песни Песней» Суламифь называет объект своей любви другим семейным словом — «дод», то есть дядя, второй смысл которого в иврите — как раз «возлюбленный» или «друг».)