Банной горы хозяин - Сергей Щеглов

– В декабре девятьсот шестнадцатого?! – присвистнул Валентин. Это что, правда, спросил он у Обруча; вовсю шла, ответил тот. А что ж ты раньше молчал, удивился Валентин; а ты и не спрашивал, констатировал Обруч. Фоменковщина какая-то, подумал Валентин. Скорее бы с ней закончить, с этой историей.

– Ну, не в декабре, конечно, – рассудительно ответил Григорий, – зимой какая война? А вот по осени, да следующей весной усадьбы помещичьи горели как свечки, а хозяева их по городам одно что с голоду не помирали. Вроде бы дело привычное, Смуту пережили, пугачевщину – а тут вдруг оказалось, что целая страна будто между пальцев утекла.

– Как же это вы с пятивековым опытом и так опростоволосились? – полюбопытствовал Валентин, хотя сам же собирался перевести разговор на что-нибудь посовременней. – Да и убийство Распутина здесь при чем – как он смог бы крестьянской войне помешать?

– Тут не только в крестьянской войне дело, Валентин Иванович, – ответил Григорий. – Рейнер ведь не одного Распутина застрелил, он из-под всех его назначенцев табурет выбил. Вместо того чтобы со смутой бороться, людишки власть делить начали, к царю да великому князю дорожки прокладывать. А пятивековой опыт, он как раз дурную шутку сыграл – вокруг Николая мы скучковались, в Могилев за ним переехали, петербургский заговор запасным планом посчитали. Продержаться-то оставалось всего полгода, летом бы война закончилась, контрибуции-репарации, сами понимаете. Поэтому когда иллюминаты руками англичан при полных хлебных складах февральский кризис организовали – не готовы мы оказались. За царем присматривали, за депутатами, даже за социал-революционерами, – а угроза пришла совсем уж с низов, от бандитов, на помещьичьих усадьбах руку набивших да на заводы с фабриками позарившихся. Мы по старинке за вершками смотрели, а иллюминаты сумели к низам подобраться, направить их, да так ловко, что мы только через двадцать лет поняли, как это у них получилось. Вот и вышло, что по весне против крестьянской войны не самодержец всея Руси выступил, а временное, – Григорий презрительно скривил губы, – правительство.

– Ну так сделали бы его постоянным, – пожал плечами Валентин, которому этот экскурс в историю уже начал надоедать. Обруч наверняка объяснил бы все куда подробнее и доходчивее. – Несколько заклинаний, колдун-смотритель…

– Временным оно было не потому, что так называлось, – перебил его Григорий, – а потому, что ничем реально не управляло. Нарисованный на холсте фасад, за которым медленно разваливается ветшающий дом. Весь семнадцатый год мы потратили на то, чтобы найти хоть какую-то замену Самодержцу. Вас вряд ли впечатлит моя следующая фраза, но поверьте, я до сих пор произношу ее с горечью. Мы остановились на кандидатуре Ульянова, поскольку остальные были еще хуже. Ульянов справился, но какой ценой!

– Брестский мир? – спросил Валентин, предположив, что для колдунов наиболее неприятной была потеря территории. И тут же понял, что ошибся.

– Десять миллионов погибших, шесть миллионов неродившихся, – ответил Григорий. – А теперь самое время задать вам, Валентин Иванович, настоящий вопрос. Вы хотя бы в общих чертах представляете, откуда берется Сила?

– Представляю, – сухо ответил Валентин. – Скапливается в предметах культа, которым поклоняются люди. Думаю, после революции предметов культа у вас оказалось предостаточно, а вот с их воспроизводством возникли ощутимые проблемы. Или с товарищей Троцкого и Кирова тоже можно было подкормиться Силой?

Григорий потер бородку и прищурился:

– Шутить изволите, Валентин Иванович? Попробуйте как-нибудь на митинге подкормиться, от Боткина или Байкова, сами все поймете. Чтобы Силу в Источник вдохнуть, человек должен себя отдавать потоку, а не самому потоком становиться. Никакой силы мы с этих парадов да демонстраций не получили, впрочем, как и Германский орден со своих факельных шествий. Не ради Силы все делалось, Валентин Иванович; ради самой жизни!

Понятно, почему не ради Силы, подумал Валентин. «Русский коэффициент». По крайней мере одно его свойство я уже установил: он работает с уже существующими Источниками. Намолить новые Орден за последние девяносто лет никак не мог, однако Силу тратил, не считаясь с затратами.

– Я правильно понял, – решил ускорить разговор Валентин, – что Февральская революция резко изменила взгляды Ордена на людей? Точнее, на методы, которыми ими можно управлять?

– Не точнее, – ответил Григорий. – Методы работы с людьми всегда одинаковы – отбираешь созидателей, отсеиваешь разрушителей. Крушение монархии только облегчило эту работу – теперь мы могли выбирать из куда большего числа кандидатов. Вот только количество, вопреки утверждениям этих самых кандидатов, никак не хотело переходить в качество… Но я отвлекся, прошу прощения; вы спрашивали, что изменила в нас революция? Давайте сделаем еще пару шагов, и я покажу вам, что она изменила.

Валентин посмотрел за спину Григорию и сразу понял, каким будет следующий экспонат его частной коллекции. На мраморном постаменте между двумя витринами мирно покоился черный станковый пулемет. «Максим», наверное, подумал Валентин; даже по пангийским меркам, неприятная штуковина.

– Вот, – сказал Григорий, положив руку на пулемет. – В самом конце позапрошлого века, в тысяча восемьсот девяносто восьмом году, эта машина смерти помогла горстке англичан уничтожить в одном бою пятнадцать тысяч суданцев. В прошлом на такое были способны лишь колдуны, а теперь этому и люди научились. Ну а в тысяча девятьсот сорок пятом, – Григорий сделал еще пару шагов, – люди такое создали, о чем колдуны даже и не мечтали.

Валентин обнаружил перед собой укрытый темным покрывалом цилиндр, похожий на большой водонагреватель. Григорий приподнял руку ладонью вниз, покрывало взмыло под потолок, и Валентин понял, что квадрат арматуры с одной стороны водонагревателя похож скорее на стабилизатор бомбы, нежели на потолочный крепеж.

– Что это? – спросил Валентин.

– Атомная бомба, сброшенная на Хиросиму, – ответил Григорий. – Литл бой, «Малыш», как ее назвали создатели. Точная копия, которую я раздобыл только в шестьдесят третьем году.

– Вы истинный коллекционер, – с чувством произнес Валентин.

Ему очень хотелось отойти от бомбы подальше. Обычное оружие было камуфляжу что слону дробина, взрывы мощностью до нескольких тонн тротила заставили бы включиться магический метаболизм. Но против ядерного взрыва могла помочь только гравитационная ловушка Саши Ледовских, все еще не вышедшая из лабораторных испытаний.

Колдунам было отчего бояться людей.

– Бомба, – сказал Григорий, позволив покрывалу опуститься обратно, – это всего лишь логическое продолжение пулемета. После революции мы поняли, что люди умеют кое-что еще, чем просто приносить нам Силу. Они научились убивать друг друга в больших количествах, чем при обычных войнах между орденами, и преследовать собственные цели, которые мы никогда не закладывали им в головы. Революция заставила нас задуматься: а только ли мы одни управляем этими послушными существами?

Пока гром не грянет, мужик не перекрестится, подумал Валентин. Могли бы и раньше догадаться, что были бы послушные существа – а уж желающие ими покомандовать найдутся.