Упал, отжался! - Михаил Серегин

Будь это все на съемках голливудского боевика или комедии в духе «Итальянцев в России», стекло имело бы полное право не выдержать. Было бы много интересного – разгерметизация салона, могучий вихрь, выдувающий за борт бумаги, ящики и младшего сержанта Валетова, героическая задница кого-нибудь из молодых, при настойчивой помощи Багорина-И-Заморина затыкающая отверстие... Увы, дорогой читатель, увы. При всей своей дряхлости и изношенности советская военная техника имеет изрядный запас прочности, и транспортные самолеты – не исключение. Поэтому в поединке стекла и головы слабым звеном оказалась как раз голова Мудрецкого. А слабое звено, как нам известно из одноименной телевизионной игры, выбывает первым. Что, в общем-то, и произошло.

Небеса треснули, раскололись, и Юрия Мудрецкого с мощным гулом втянуло в образовашийся пролом. Сначала было очень темно, потом где-то вдалеке появился слабый свет, и Юрий полетел ему навстречу. Лететь было очень трудно, потому что откуда-то набежали грозовые облака. Струи ливня стекали за шиворот, раскаты грома больно отдавались на щеках, но Юра не сдавался. Наконец тучи разошлись, свет ударил в глаза, и над лейтенантом Мудрецким показалось огромное бородатое лицо – доброе и обеспокоенное.

– Командир, он очнулся! – прогрохотал нечеловеческий голос.

– Эт хорошо, дед, эт правильно! – откликнулись из другого мира. Другой мир был где-то слева, и Юрий повернул голову, чтобы посмотреть, на что он похож. Точнее, попробовал повернуть – свет тут же начал меркнуть, а бородатое лицо – удаляться куда-то наверх.

– Эй, эй, химия, куда опять намылился! – несколько вполне ощутимых и по-земному болезненных пощечин отрегулировали яркость, а заодно вернули лейтенанту все остальные чувства. Другой мир пах пыльным металлом, старым пластиком и керосином. Другой мир гудел турбинами и свистел винтами. Из другого мира на Мудрецкого посмотрел майор, которого все в экипаже звали по имени-отчеству.

– Доброе утро, лейтенант. Как отдохнул?

– Ни-икак, – честно ответил Юрий. – Я ле-етал. О-очень тру-удно.

– А ты думал, как оно?! – хмыкнул пилот. – У нас всю дорогу работа трудная. Далеко улетел-то?

– Н-не очень, – сознался Мудрецкий. – То-олько вы-ысоту на-абрал.

– Ну вот видишь, и это за час полета! Мы, между прочим, треть пути уже пролетели.

Голова гудела и подвывала в такт двигателям. Смысл сказанного не сразу дошел до Юрия, а произвести нехитрые вычисления получилось только с третьего раза. Арифметика оказалась весьма болезненным занятиям. Наконец все умножилось и сложилось, и Мудрецкий начал лихорадочно подниматься. Бородатый бортинженер заботливо поддержал лейтенанта под локоть.

– По-очему треть? До Самары все-е-го час ле-ететь! Да-аже меньше!

– Какая Самара? – настала очередь командира выкатить большие и круглые глаза. – Ты вниз посмотри! Вон за спиной иллюминатор, дальше и вправо, город за рекой видишь?

Действительно, за редкими белесыми облачками хорошо просматривалась серая короста множества зданий, расползшаяся на многие километры вдоль широченной блестящей реки.

– Увидел? А теперь подальше от реки, на холмике – видел?

Ближе подлететь не могу, но бинокль дам, если не разглядишь.

– Не-е на... – тихонько выговорил Мудрецкий и сполз на рифленые пластины пола. Сознания он не потерял, хотя очень жалел об этом. Город он узнать, конечно же, не мог, а вот фигурку на холме разглядел. К своему огромному сожалению. Надо, конечно же, знать, что происходит вокруг, но иногда очень-очень не хочется. Когда вместо Самары оказываешься над Волгоградом – ошибки быть не может, какая скульптура стоит на Мамаевом кургане, знает вся страна... Так вот, если это только треть пути, то он должен закончиться – где? Вы уже подсчитали, дорогой читатель? Юрий тоже, но он решил уточнить и спросил прямо с пола: – Ку-уда летим, ка-амандир?!

– В Каспийск, – жизнерадостно откликнулся майор. – Пока вы возились, Моздок затянуло, а Ханкала со вчерашнего дня не принимает. Можно было бы вас в Беслане высадить, да они тоже вот-вот грозой закроются, никаких гарантий. Так я уж прямо вдоль моря, мне так ближе получится, а там вы своим ходом, там километров двести всего-то...

– До-окуда две-ести? – Мудрецкий до последнего цеплялся за ускользающую надежду.

– До Грозного, конечно. Ну ты, паря, видать, крепко приложился! Не помнишь, что ли, куда тебе нужно? Тут нам все мозги уделали, чтобы мы хоть как-нибудь вас прямиком или на Ханкалу, или на Северный выложили. Генерал этот ваш, Дубинин, нашего комдива задергал вконец – что, мол, за военная авиация, которой туман мешает, а если завтра война, и все такое. Ну, комдив ему и ответил, что сесть-то мы сядем, только потом все сразу же взлетим, и с апостолом Петром о пересадке пусть сам договаривается. Вот только после этого и отстал. Слушай, лейтенант, а что это за дятел с такой хорошей фамилией? У вас во внутренних войсках все такие?

– Да не из внутренних войск мы, не из внутренних! Из химических! – От волнения голова Мудрецкого даже гудеть перестала, и заикание куда-то делось. Впрочем, Юрий о нем не сильно жалел. Было кого пожалеть, елки-палки! – И генерала Дубинина никакого в жизни не видели! У нас учения, поднимают среди ночи, приказывают лететь домой. А часть наша – под Самарой, в Чернодырье!

– Эх ты! – изумился командир. – Вот это вас разложили! И что теперь с вами делать? Обратно я вас не повезу, мне вообще-то в Армению, а вас упросили подкинуть по дороге... И так из-за машин ваших топливо перерасходуем, но это уж все одно Дубинину счет выставят...

– А если не оплатят? – вмешался молчавший до этого в своем правом кресле второй пилот. – Привезли-то не тех! Скажет, что знать ничего не знает, и привет, Дмитрич, покупай керосин в лавочке!

– Типун тебе на язык! – испуганно отмахнулся майор. – И чирей на жо... Нет, не надо, тогда ты сидеть не сможешь.

– А с типуном не смогу в микрофон говорить, опять-таки, не выпустят! – торжествующе заметил второй пилот.

– Ничего, ничего, я тебе ларингофоны прилажу, – пообещал командир. – В них главное, чтобы глотка была цела... Ладно, это наши дела домашние, а вот что с пассажирами делать? Может, запросить где-нибудь здесь посадку, и пусть обратно едут.

– Не пойдет, Саша, – мотнул бородой дед. – Не даст нам никто без че-пэ план полета ломать. Да и комдив тебя на винты потом намотает – почему не довез? Почему без спросу? Лучше уж до Каспийска долетим, а там пусть этот генерал сам разбирается, какую разведку ему из Шиханов выписали.

– Погодите, погодите, так откуда этот генерал? – запоздало сообразил Мудрецкий. – Из внутренних войск? Так ему не нас, ему наших соседей надо было! Взвод спецназа, их на химразведку обучали! Мы с ними рядом стояли, только их вывезли на учения... Это все помдеж, сволочь, напутал! Или сам дежурный! Мы – просто химразведка! Из Чернодырья!

– Ага, вот и разобрались! – довольно потер руки майор. – Так вот генералу все и расскажешь – мол, обознатушки-перепрятушки, в Шиханах ошибочка вышла. А мы тут вообще ни при чем получаемся, слышь, дед? Так что и горючку нам оплатят, никуда не денутся. Требовали привезти взвод химразведки из Шиханов, одну штуку, – получили взвод химразведки из Шиханов, одну штуку. И пусть на земле друг с другом разбираются, а мы дальше полетим!