Город - Стелла Геммел

Покинув переулок, он ступил в узкий проход возле Стеклянного дома и вытащил большой железный ключ от боковой двери. Замок они всегда держали запертым. Ключей было два: один Бартелл носил при себе, второй висел на гвоздике внутри. Если Барт хотел выйти, он запирал за собой дверь. Если в его отсутствие выйти нужно было Обтрепе, за ним вторым ключом дверь запирала Эмли. Возвращаясь, он стучал, и она впускала его. За последние два года они ни разу не покидали дом все втроем одновременно.

Бартелл ждал, что внутри его встретит несколько зловещая тишина; он перекусит, а потом заберется в постель и отрешится от мыслей о заговорах и заговорщиках. Но едва он перешагнул порог, как на него разом насели сбежавшая по лестнице Эм и Обтрепа, возникший из своей мастерской.

– За домом следили! – тотчас сообщил Обтрепа. И покосился на Эм, та кивнула. – Какой-то солдат! Госпожа Эмли сама его видела! Должно быть, злой человек…

Для него это был подвиг разговорчивости, но на лице парня отражалось непритворное беспокойство, поэтому Бартелл даже не улыбнулся. Он посмотрел на Эмли. Она тоже выглядела очень встревоженной.

– Когда это было?

– Четыре дня назад, а сегодня опять. Говорю же, он за домом следил!

Парень снова покосился на Эмли. Та кивнула. И даже прошептала:

– Солдат…

Обтрепа смотрел на Бартелла, ища поддержки, но тот покачал головой:

– Эм, с чего ты взяла, что он за домом наблюдал?

– Он… наблюдал, – выдавила она. – Рослый… белобрысый… Форма… алая.

Паниковать из-за чепухи ей было несвойственно, и Барт сразу подумал, что она, возможно, правильно истолковала увиденное. В памяти сразу всплыли слова Креггана о солдате, задававшем вопросы. Сердце екнуло.

– Возраст? Ну, примерно?

Она беспомощно пожала плечами. Возраст, особенно в мужчинах, она определяла с трудом.

Бартелл нахмурился, сбросил плащ и поднялся по лестнице в освещенную свечами гостиную. Молодые люди последовали за ним. Он пересек плохо проветренную комнату и налил себе вина из кувшина. Сел в удобное кресло, которое очень любил, и вздохнул.

Эмли с Обтрепой стояли перед ним, ожидая, что он скажет.

– Новости не из лучших, – проговорил он наконец. – Даже может быть, что дело в моем прошлом… до того, как я стал Бартеллом. – Он посмотрел на Обтрепу, но если парень и удивился, то ничем этого не показал. – Если, – продолжал Бартелл, – за нами наблюдает солдат, нельзя исключать, что он знает, кто я на самом деле такой. Стало быть, могут знать и другие. А это значит, что нам угрожает опасность. То есть отсюда надо съезжать.

Тем самым, хоть он и умолчал об этом, подразумевалось, что Эмли больше не сможет следовать своему призванию. Им придется исчезнуть, быть может, даже уехать куда-нибудь за море, поскольку Бартелл мог теперь вести жизнь богача, пусть даже и тайком.

У Эмли вытянулось лицо, а в глазах отразилась такая боль, что у него снова закололо сердце.

– С другой стороны, – браня себя за откровенность, вызванную усталостью, продолжал он, – может, все это вовсе не из-за меня. Может, он дом ограбить примеривался…

Он улыбнулся Эм в надежде успокоить ее, но она смотрела на него так, что Бартелл поневоле вспомнил крохотную девчушку, встреченную когда-то: огромные глаза, вытаращенные и пустые от ужаса.

Именно в этот момент он поклялся себе: если соглядатай вправду пришел за ним, разыскивая пропавшего без вести полководца Шаскару, он его убьет. А потом убьет того, на кого этот соглядатай работал, чтобы окончательно похоронить свое прошлое.

Он посмотрел на Эм, широко улыбнулся и с твердокаменной уверенностью заявил:

– В любом случае до этого не дойдет. Я уж присмотрю, чтобы все было хорошо.

Он действительно был несокрушимо уверен в своих словах. Сказанное удивительным образом укрепило его дух. Он едва не рассмеялся. Уж если на то пошло, он тысячу злодеев готов был убить, лишь бы на лицо любимой дочери вернулась улыбка.

* * *

Что бы там ни говорил отец, в последующие дни Эм все никак не могла отделаться от беспокойства. Потом страх из-за неведомого военного стал отступать, вытесняемый ужасом перед близящимся визитом к виноторговцу.

И вот этот день настал. Самый теплый – таких в нынешнем году еще не было. Эмли сидела в тряской повозке рядом с отцом. За ними катились еще три телеги – они везли через пыльный Город ее морской витраж. В самый последний момент, уже покидая Стеклянный дом, Эмли подхватила старую вуаль – надо же чем-то защититься от солнца и пыли. Как хорошо, что она ее взяла! Маленький поезд сопровождала вооруженная стража, нанятая купцом, добрых три десятка солдат. В открытой повозке они с Бартеллом ехали задом наперед, присматривая за драгоценной поклажей. Барт среди множества солдат был как рыба в воде, шутил и смеялся с вооруженными людьми, шагавшими по сторонам, но Эм положительно не знала, куда деваться от мужских взглядов. Она почти не поднимала головы, предпочитая разглядывать свое лучшее синее платье. И по привычке поглаживала крохотные фигурки собачки и лошадки, подвешенные к вуали. За прошедшие годы к ним добавилось еще пять грузиков в виде животных, но собачка и лошадка оставались самыми любимыми. Она и в это солнечное утро играла ими, пуская их прыгать и скакать по синему шелку…

Когда они покидали Чертоги, она сберегла вуаль, ведь больше у нее совсем ничего не было, если не считать поношенной одежды от щедрот женщины-воительницы. Когда ей было страшно – а страхов в их первые дни во внешнем мире было хоть отбавляй, – она сжимала в кулачках мятую грязную кисею, рассматривала крохотных животных и воображала, будто все испытания уже кончились и она поселилась в уютном безопасном месте, а эти животные стали ей лучшими друзьями… Прошло некоторое время, прежде чем Бартелл отыскал им жилье, и лишь намного позже она действительно начала чувствовать себя в безопасности. Только тогда она принялась отстирывать вуаль, смывая с нее последние напоминания о сточных подземельях. Без конца полоскала и раскладывала сушиться под очистительными солнечными лучами. В то время она рассмотрела, что вуаль была с большим искусством соткана из блестящей нити, тонкой, но на удивление прочной. Лишь много позже Эмли заметила в рисунке кисеи осмысленный узор. Наверное, он был ярче, пока вуаль не вылиняла. При внимательном рассмотрении в кружеве делался различим целый хоровод животных. Сперва она нашла одного, потом еще и еще… Конечно, присутствовали собака и лошадь. И какая-то странная зверюга с крыльями – как выяснилось, что-то вроде дракона. Морской конек, кролик, дельфин. А посредине – гулон, свивший пушистый хвост этаким сердечком.

Она в восторге принялась показывать животных отцу. Однако у него зрения не хватало высмотреть их силуэты в хитросплетениях кружева, и, главное, вуаль его не слишком заинтересовала.

Ехали очень медленно. Дорога была дальняя, повозку немилосердно раскачивало и трясло. Одолев длинный и кривой переулок Синих Уток, они достигли стен храма Асгарида. Стена тоже была длинная, с лепившимися к ней крепкими лавочками и купеческими домами. Потом миновали казармы Приморской армии, ныне – гулкие, пустые и какие-то темные, несмотря на солнечный день. Пересекли окраину Бурманского конца с его храмами и купальнями и углубились в Отаро.