Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле - Вадим Волобуев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В отличие от западного клира польский епископат выразил полное согласие с папским документом, тем более что он был по большей части основан на тех замечаниях, которые Войтыла заблаговременно отправил в Рим[400]. Краковская курия издала в 1969 году подробный комментарий к энциклике. Войтыла же написал вступление к этому комментарию, где среди прочего указал: «Энциклика затрагивает ключевые вопросы человеческой жизни и поведения. Она разъясняет, что истинная супружеская любовь нерасторжимо связана с родительскими обязанностями и что такой любви соответствует родительское сознание, а не контрацепция. Следовательно, истина энциклики «Humanae vitae» затрагивает нашу совесть, входя в сферы восприятия наиболее, так сказать, человеческих и личностных ценностей»[401].
Для проведения своих идей в жизнь Войтыла организовал в 1967 году на территории резиденции годичный курс подготовки к семейной жизни, куда привлек богословов, психологов, философов и врачей, а в 1969‐м создал целый Институт семейной теологии, готовивший специалистов для работы в епархиях. Сверх того, в 1974 году кардинал основал фонд помощи одиноким матерям, поддерживавший тех женщин, кто сознательно отказался от аборта[402].
* * *
Стефан Вышиньский характеризовал бунтарство западной молодежи как анархию, огульное ниспровергательство без созидательной программы и каприз народов, не знающих, куда девать время и деньги. Между тем молодежь заволновалась и в самой Польше. Правда, взбунтовалась она не против капитализма, а против родной номенклатуры.
Начиналось, как и на Западе, с музыки. Уже в 1965 году будущий гуру психоделики и прогрессив-рока Чеслав Немен объехал с концертами Польшу, Венгрию, Францию и Югославию, а в конце 1966 года увидела свет первая успешная пластинка польских «битлов» – группы «Червоне гитары». В апреле 1967 года совершилась вещь и вовсе невероятная – в Варшаве выступили «Роллинг стоунз». Концерт состоялся во Дворце науки и культуры, некогда возведенном советскими строителями по образцу сталинских высоток, а билеты распространялись через горком – даже партия поддалась новым веяниям!
Казалось, потянуло новой «оттепелью», но не тут-то было! Пока молодежь играла рок и отращивала волосы по последней моде, партийная бюрократия вновь окунула страну в маразм и мракобесие, развязав охоту на ведьм. В Польше разразилась «антисионистская кампания».
Эта кампания являла собой один из вариантов массовой замены кадров в управленческом аппарате тоталитарного государства, по типу Большого террора или культурной революции, только без убийств и физических расправ. Ее двигателями были партфункционеры низшего звена, а неформальным лидером – амбициозный министр внутренних дел Мечислав Мочар. Имея за плечами опыт борьбы в антифашистском подполье, он сплотил вокруг себя таких же бывших участников Сопротивления, независимо от их идеологической окраски (хотя костяк составляли, разумеется, ветераны-коммунисты). С легкой руки западных журналистов сторонников Мочара в партии окрестили «партизанами». Используя простецкий язык улицы, «партизаны» стремились показать себя выходцами из «толщи народной», плотью от плоти матери-Польши – в противовес прибывшим из СССР солдатам и офицерам Войска Польского, якобы находившимся в подчинении у евреев-коммунистов и советского командования. Постоянно апеллируя к патриотизму, они изображали себя поборниками национальных интересов страны и почти не вспоминали о марксизме.
Гомулка не рассматривал Мочара как соперника. В тот момент его куда больше занимал расчет с берутовской элитой – людьми, лишенными постов на волне «оттепели». По убеждению главы партии, именно они направляли из‐за кулис деятельность разнообразных диссидентов. Среди этих «обиженных» сановников было немало евреев, которых Гомулка еще в сороковые годы обвинял в наплевательском отношении к судьбе Польши. Поэтому он не усомнился в правдивости тех «Информационных бюллетеней», которые сотрудники Мочара поставляли в Политбюро, донося о настроениях в обществе после отгремевшей 5–10 июня 1967 года арабо-израильской войны.
Как известно, конфликт на Ближнем Востоке являлся одним из фронтов холодной войны, в силу чего разгром арабских стран был очень болезненно воспринят в соцлагере. Для Мочара не составляло труда увязать «агрессивную политику Израиля» с борьбой группировок в партии. Умело состряпанные отчеты сформировали у первого секретаря ощущение сионистской угрозы. «Наши евреи побили их арабов», – это выражение, гулявшее тогда по Польше, взбесило Гомулку.
Девятнадцатого июня 1967 года, выступая на очередном конгрессе профсоюзов, он заявил, что власть не может оставаться безучастной к пребыванию в стране пятой колонны и что у граждан Польши должна быть одна родина; те же, кто считает иначе, могут уезжать. Это высказывание, пробуждавшее ассоциации с недоброй памяти реакционными режимами, не попало в печать, но все равно запустило механизм «охоты на ведьм», будучи передано по радио и телевидению[403].
Поначалу кампания затрагивала только партфункционеров и слабо касалась прочих служащих еврейского происхождения. До конца 1967 года партаппарат понемногу выдавливал из себя потенциальных «сионистов», то есть евреев, имевших несчастье оказаться на ответственном посту, либо тех, кто по каким-то причинам вызывал подозрение. Из редакции Большой энциклопедии был уволен ряд прежних деятелей «идеологического фронта»; из армии выгнали около двух тысяч офицеров, в том числе семнадцать генералов (именно тогда министром обороны стал будущий диктатор Войцех Ярузельский). В конце января 1968 года, не желая мириться с нарастающей антисемитской волной, положили партбилеты два выдающихся ученых еврейского происхождения – социолог Зыгмунт Бауман и экономист Влодзимеж Брус.
Однако то была лишь прелюдия. Подлинный размах кампания приобрела весной 1968 года после протеста студенческой оппозиции против снятия со сцены Национального театра в Варшаве спектакля по поэме Мицкевича «Дзяды». Спектакль был приурочен к пятидесятой годовщине Октябрьской революции, но вызвал неудовольствие Клишко своими религиозными и антироссийскими мотивами. Было объявлено, что с 30 января 1968 года постановка убирается из репертуара. По Варшаве разнесся слух, будто к этому приложил руку советский посол. В день последнего представления ряд учащихся Варшавского университета и Высшей театральной школы организовали манифестацию протеста, разогнанную милицией. Расправа над демонстрантами, как и вообще вся атмосфера вокруг спектакля, вызвала бурление не только в университете, но и в литературной среде. Свою лепту внесли и события в соседней Чехословакии, где новый глава Компартии Александр Дубчек отпустил вожжи в политике и культуре. Вдохновленные примером соседей, поляки тоже захотели открыто говорить о том, что их волновало.