Последние дни. Том 1 - Тим Пауэрс

– Что тут сказать… – протянул Гамильтон. – Никто не сообщал полиции о внезапном развитии растительности… и наоборот… но ведь вряд ли на это стоило рассчитывать, правда?

– Полагаю, не стоило, – с улыбкой ответил Арментроут, начиная расслабляться и подумывать о постели.

– Зато было множество звонков по поводу распоясавшихся юнцов, которые разъезжали по району, непрерывно сигналя и пуская петарды, – и стреляли из настоящего огнестрела (мы находили на мостовых гильзы). И может быть, они, а может, и другая молодежная банда все время плясали на берегу и страшно шумели. Вы ведь упоминали о «других странностях». И еще, – добавил Гамильтон и зевнул, умудрившись одновременно хохотнуть, – об этом вы не спрашивали, но два разных человека звонили в «Юнион трибьюн», чтобы сообщить, что Элвис Пресли приезжает в город и собирается остаться с ними на несколько недель. Ах да, вы, конечно, знаете евангелистов, которые все время кричат, что конец света уже на подходе? А вот в безумной Библейской церкви, что на 101-м шоссе, один из местных харизматиков-маразматиков, из тех, что проповедуют в общественных прачечных, объявил, что конец света уже наступил – в первый день нового года – и что все мы сейчас живем в каком-то бредовом чистилище.

Слушая полицейского, Арментроут полностью отрешился от намерения поспать дома и уже устало прикидывал, как вывести из клиники Лонг-Джона Бича и пронести свой парный манекен мимо охраны.

– Эта молодежь… – продолжил разговор Арментроут, чтобы кое-что еще уточнить, – как они одеты? Хорошо? Как, на вид, есть у них деньги?

– Ничего особенного. Впрочем, стоп: у них у всех автомобили золотые. Марки не сказать чтобы очень – «Фольксвагены», мятые «Форды», «Хонды» и все такое, – но все они выкрашены под золото, а на номерных знаках цветочные венки и гирлянды, даже на задних, что уже серьезное нарушение. Местные жители говорили, что, если бы они ездили помедленнее, это походило бы на парад. Насчет компании на берегу трудно что-то сказать. Вроде бы они таскают с собой ведра с белой глиной и обмазывают друг друга перед танцами. Никто даже не смог более-менее точно определить их расу.

Арментроут вздохнул.

– Благодарю вас, офицер Гамильтон. Полагаю, этого достаточно.

– Ладно, док. Кстати, как дела с той свихнувшейся девушкой? Как ее звали, Фиглиф?

Арментроут подумал было сказать Гамильтону, что женщина сбежала, но тут же решил этого не делать. «Сейчас участие копов в этом деле мне вовсе ни к чему», – решил он.

– Мисс Фиглиф[47] оказалась полезным пополнением нашей команды, – туманно сказал он.

– Прям как про команду софтбольной лиги рассказываете, док. Что ж, если на стадионе электрическое табло, а она в вашей команде, то никто и не узнает, даже если вы проиграете, так ведь?

Арментроут рассеянно согласился и повесил трубку.

– А если у судьи стоит кардиостимулятор, то лучше будет и вовсе не выпускать ее на поле, – вполголоса сказал он манекенам, прислоненным к кушетке.

«Что ж, значит, она и в самом деле убила короля, – рассуждал он, – наша мисс Фиглиф… которая определенно изо всех сил прикрывалась фиговым листочком, пока находилась здесь. И новый король, судя по всему, уже наготове. Это чувствуют и чающие пришествия Элвиса (грядет бессмертный царь!), а молодежные банды, несомненно, являют собой нечто вроде спонтанного воплощения марутов из „Ригведы“: буйных вооруженных юнцов, принадлежащих глубоко примитивной культуре, где танцы заменяют истовую молитву, и, по счастью, лишь ненадолго, пока король временно выведен из игры, агрессивно олицетворяющих собой плодородие; они же заодно исполняют роль древнегреческих куретов, которые прятали беспомощного младенца Зевса от отца, детоубийцы Хроноса, водя вокруг него воинственные хороводы и заглушая детский плач громкими ударами мечей в щиты. В Лейкадии я разузнаю кое-что о новом короле, – думал Арментроут, – кем бы он ни оказался. Интересно, долго ли до рассвета, сияет ли в восточном небе Венера?»

Телефон снова зазвонил. Арментроут снял трубку в полной уверенности, что это Гамильтон, вспомнивший что-то, по его мнению, важное.

– Алло.

И у него похолодело в груди – потому что в трубке он вновь услышал, впервые за одиннадцать дней, знакомые звуки призрачного бара, смех, звяканье стекла и бессвязные обрывки разговоров. А потом раздался отлично знакомый голос – громкий и отчетливый, как всегда бывало у новых посетителей этого заведения.

– Доктор? – взвизгнула юная девушка с биполярным расстройством, покончившая с собой на этой неделе. – Доктор, я теперь вся искореженная, где моя остальная часть?

Он повесил трубку, не сказав ни слова. Во-первых, говорить с призраками все равно бессмысленно; а во-вторых, не стоит подтверждать, что его удалось найти.

Но она действительно нашла его, и найдет снова. Ее смерть оказалась первой из тех, к которым он был непосредственно причастен, случившихся здесь после загадочной – и, судя по всему, однократной – амнистии, дарованной ему на рассвете в первый день нового года. Интересно, сколько времени удастся продержаться без риска для себя, прежде чем снова потребуется отправить новых посетителей – пусть даже идиотов, неспособных к внятной речи, которых нужно слепить воедино, – в этот нематериальный бар?

Поднявшись на ноги и пересекая кабинет, чтобы взять из шкафа две шкатулки, обтянутые пурпурным бархатом, и пробирку с кровью Пламтри, лежавшую там же, в тепле, он думал о том, как же выбраться из клиники. «Чтобы руки были свободны, нужно будет навьючить сдвоенный манекен на Лонг-Джона Бича, – решил он, – тем более что однорукий заслужил себе прочную репутацию совершенного безумца. Выпишу ему пропуск под предлогом выезда… на утреннюю службу в какой-нибудь католической церкви. А охранникам скажу, что старик возомнил себя тремя Царями-волхвами, направляющимися в Вифлеем».

– Ищи заправку «Мобил», – сказала Пламтри, сидевшая, откинувшись на спинку кресла, за рулем и щурившаяся сквозь сигаретный дым на несущееся под колеса покрытие 101-го шоссе.

Кокрен кивнул и еще пристальнее уставился в протертый клочок запотевшего лобового стекла, хотя там сейчас не было видно ровным счетом ничего, кроме бесконечного пунктира оранжевой светоотражающей дорожной разметки и жутковато наползавшего с обочин ночного тумана. Они выехали из округа Лос-Анджелес, сейчас уже находились севернее Окснарда и только что проехали мимо указателя поворота на какую-то Лост-Хиллз-роуд.

– Дорога на Потерянные холмы, – вслух рассуждала Пламтри. – За каким дьяволом туда может кого-то понести? Если там холмы умудрились потеряться, то тебя уж точно заведут.