Сын цирка - Джон Ирвинг

А все началось с чтения в постели и совершенно невинного. Жена уткнулась в Троллопа, а он ничего не читал, потому что набирался смелости, чтобы извлечь из-под газеты «Спорт и приятное времяпрепровождение» и открыть его прямо перед женой. Пока что он лежал на спине, положив ладони на живот, где что-то громко булькало. Вероятно, виновата была свинина, или, может быть, это разговор за обедом привел его в такое состояние. Именно тогда доктор пытался объяснить семье свою потребность в серьезном литературном творчестве. Кончилось все тем, что дочери не обратили на него никакого внимания, а Джулия поняла все неправильно. Ей показалось, что он хочет писать статьи в раздел «Медицинские советы» газет «Таймс оф Индиа» или «Глоуб энд Мейл».

Джон Д посоветовал Фаруку вести личный дневник. Он сказал, что сам однажды занимался подобным занятием и ему это нравилось, пока дневник не украла его подружка и у него не пропала потребность писать. На этих словах беседа подошла к критической точке, поскольку дочери Даруваллы стали надоедать Джону вопросах о том, сколько он имел подружек. Ведь это был конец 60-х годов, когда даже невинные девочки говорили так, будто знали все о сексе. Фарука неприятно удивило, что его дочери явно спрашивали Джона о количестве женщин, с которыми тот переспал. К его огромному облегчению молодой человек с присущим ему тактом умело и изящно обошел этот вопрос. Но проблема нереализованных литературных способностей Фарука сошла с повестки дня и была полностью проигнорирована.

Но все-таки она не ускользнула от внимания его Жены. Прислонившись к горе подушек, в то время как

Фарук лежал на спине, Джулия пошла в нападение на него с цитатой из Троллопа.

— Послушай-ка это, дорогой. «5 совсем юные годы, когда мне исполнилось пятнадцать лет, я пристрастился к опасной привычке вести дневник, к привычке, которая продолжалась в течение десяти лет. Заполненные тетради пролежали у меня без надобности до 1870 года. Я ни разу их не смотрел, а когда прочитал, то, сильно краснея за содержание, все уничтожил. Эти записи убедили меня в собственной глупости, незнании, нескромности, лени, экстравагантности и тщеславии. Однако ведение дневника приучило меня быстро писать и научило с легкостью выражать свои мысли», — прочитала Джулия.

— Я не имею ни желания, ни потребности вести дневник. И к тому же мне уже известно, как выражать свои мысли с легкостью, — взвился Фарук.

— Не стоит так обижаться. Я думала, ты заинтересуешься самой проблемой, — ответила Джулия.

— Я хочу создать что-нибудь. Совсем не интересно записывать детали своей убогой земной жизни, — объявил с пафосом Фарук.

— Мне совсем не кажется, что наша жизнь во всех смыслах убогая, — не согласилась Джулия.

— Конечно, нет. Я имел в виду только то, что хочу попробовать себя в чем-то творческом. Я хочу что-нибудь придумать, — сказал доктор, осознав свою предыдущую ошибку.

— Ты имеешь в виду беллетристику?

— Да, в идеале мне хочется сочинить роман, но не думаю, что он получится очень хорошим.

— Ну, есть разные формы романов, — ободрила его Джулия.

Расхрабрившись, доктор Дарувалла вытащил роман Солтера из-под газеты, лежащей рядом с кроватью. Он медленно и осторожно подносил его к себе, будто страшное оружие, что на самом деле соответствовало действительности.

— Например, не думаю, что мне удастся написать такой же хороший роман, как этот, — задумчиво произнес Фарук.

— Я бы так не думала, — сказала Джулия, взглянув на обложку книги и снова возвращаясь к Троллопу.

Так доктор получил подтверждение тому, что его жена уже прочитала этот роман.

— Ты читала Солтера? — спросил он с деланным безразличием.

— О да, я взяла его с собой, чтобы еще раз перечитать, — ответила жена, не отрываясь от своей книги.

— Думаю, тебе он понравился. — Дарувалла старался говорить легко и небрежно.

— Да, очень понравился… А тебе? — спросила жена после длинной паузы.

— Я нахожу его довольно хорошим, но некоторых читателей могут шокировать или оскорбить определенные абзацы, — признался доктор.

— Возможно. О каких абзацах ты думаешь? — Жена закрыла книгу Троллопа и повернулась к нему.

Хотя все складывалось совсем не так, как он представлял, однако он ничего не имел против такого развития событий. Из-за того, что Джулия забрала себе все подушки, Фарук перевернулся на живот и приподнялся на локтях. Начал он со сравнительно осторожного абзаца.

— «Наконец он останавливается, наклоняется над ней, чтобы полюбоваться. Она не видит его. Волосы спадают на ее щеку. Ее кожа кажется очень белой. Он целует ее в щеку и потом без усилия, как будто пришпоривая любимую кобылу, начинает опять. Женщина оживает с мягким вздохом, будто ее кто-то спас, вытащив из воды», — громко читает Фарук.

— Трудно представить, чтобы кого-то шокировал этот абзац. — Джулия тоже перевернулась на живот и подложила подушки себе под грудь.

Доктор Дарувалла прочистил горло. Потолочный вентилятор гнал воздух вниз, трепал густые волосы Джулии. Они рассыпались, закрывая ей глаза. Когда доктор задержал дыхание, он услышал, как она дышит. Джулия уткнулась лицом в ладони, а Фарук читал дальше.

— «Она не может получить удовлетворение и не хочет оставить его в покое. Женщина снимает одежду и зовет его. Один раз ночью и два раза утром мужчина подчиняется ее желанию. В темноте ночи он лежит без сна, когда огни Дижона отражаются на потолке, а бульвары безлюдны. Какая невеселая ночь. Потоки дождя подают на землю. Тяжелые капли стучат в канаве рядом с их окном, однако они в теплом гнездышке. Они — это голубки под крышей, а вокруг везде вода от дождя. Мужчина и женщина лежат, утопая в перине, и неторопливо вдыхают ночной воздух. Его сперма медленно движется внутри нее, просачиваясь наружу между ее ног», — читает Дарувалла.

— Да, вот это получше, — говорит Джулия. Когда доктор взглянул на жену, то увидел, как она подняла лицо, чтобы посмотреть на него. Желтый и дрожащий огонь керосиновой лампы не делал ее лицо лицом привидения, как это получалось от лунного света, падавшего на нее в их первый медовый месяц. Ночь после свадьбы они хотели провести в одном из заснеженных зимних городков в альпийской части Австрии. Поезд из Вены настолько запоздал, что их не хотели пускать в отель, несмотря на то, что номер они заказывали заранее. К тому времени, когда они разделись, приняли ванну и забрались в постель, пробило уже два часа ночи и близилось утро. Перина оказалась такой же белоснежной, как отражавшие лунный свет заснеженные горы, отчего за окном так и не темнело. Однако во второй медовый месяц доктор чуть не испортил их романтического настроения, предприняв некоторую критику Солтера.

— Я не уверен, насколько это точно, что сперма движется медленно. Думаю, с точки зрения физиологии не сперма, а семенная жидкость может просачиваться между ног, — уточнил он.

— Боже мой, Фарук! Дай мне книгу, — попросила жена.