Сын цирка - Джон Ирвинг

— Ты читаешь эту книгу или используешь ее как снотворное? — спросила Промила Рай. Рядом с ней доктор увидел ее единственного уцелевшего племянника, этого противного и когда-то безволосого мальчика Рахула. И сейчас с парнем что-то творилось, поскольку теперь он выглядел как женщина. Разумеется, это был уже не племянник, поскольку у него выросли женские груди. Вполне понятно, от такого зрелища Дарувалла потерял дар речи.

— Ты все еще спишь? — Промила Рай нагнула голову так, чтобы прочесть название романа и фамилию автора, в то время как Фарук крепко прижимал книгу к животу, пытаясь скрыть эрекцию от Промилы и этого ужасного племянника с женскими грудями.

— «Спорт и приятное времяпрепровождение». Никогда не слышала об этой книге, — фыркнула Промила, прочитав вслух название.

— Очень хорошая книга, — заверил ее Фарук.

— Джеймс Солтер. Кто это такой? — с подозрением спросила женщина, прочитав фамилию автора.

— Кто-то очень замечательный, — ответил доктор.

— Ну тогда о чем эта книга? — нетерпеливо дернулась Промила.

— О Франции, о настоящей Франции, — сказал Дарувалла, вспомнив слова из книги.

Прошло уже несколько лет с тех пор, как он видел тетушку Рай в последний раз. Мать Фарука, Мехер, упоминала о частых поездках Промилы за рубеж, и о том, что операция по омоложению лица прошла у нее не очень удачно. Глядя из гамака снизу вверх, доктор заметил неестественную гладкость кожи под глазами и дряблые участки, которые необходимо было еще натягивать. Женщина напоминала собой чудовищного индюка редкой породы, с огромной бородой, закрывающей складками горло. Стоит ли удивляться, что некий мужчина два раза изменил решение перед алтарем и не взял ее в жены. Скорее могло изумить то, что у него хватило смелости во второй раз так близко подойти к Промиле Рай. Эта женщина, которую старый Ловджи называл «мисс Хавишем номер два», не только оказалась отвергнутой дважды, но выглядела в два раза более мстительной, в два раза более ужасной и вдвое больше извращенной, судя по ее странному племяннику с женскими грудями.

— Ты помнишь Рахула? — спросила доктора Промила и, чтобы удостовериться, насколько внимательно ее слушают, своим длинным пальцем с выступающими на нем сосудами постучала по обложке книги, все еще маскировавшей эрекцию члена. Когда доктор перевел взгляд на Рахула, он почувствовал, что скрывать уже нечего.

— О да, конечно, Рахул! — Дарувалла помнил о нем разные слухи, но ужаснее всего было то, что племянник бурно демонстрировал свои гомосексуальные наклонности, возможно, в память о брате Субдохе. Именно в тот ужасный сезон муссона 1949 года Невил Иден так шокировал Фарука рассказом о диете из спагетти, которая очищает прямую кишку для занятия мужеложеством. Потом они вместе погибли в автокатастрофе. Доктор предполагал, что молодой Рахул сильно переживал смерть брата, но не до такой же степени!

— Рахул уже немного изменил свой пол, — сказала тетушка Промила вульгарным тоном, который можно было объяснить сложностью и непредсказуемостью этих перемен.

— Я еще прохожу изменения, тетушка, и закончен не до конца, — поправил ее Рахул голосом, отражающим борьбу мужских и женских гормонов, и посмотрел на Даруваллу.

— Понятно, — ответил доктор, который, однако, ничего не понял. Он не мог постигнуть изменений, происшедших в организме Рахула, не говоря уже о том, каким образом они будут доведены «до конца». Груди, хотя и выглядели маленькими, имели хорошую форму и казались упругими. Губы стали полнее и мягче, чем те, которые доктор помнил. Макияж вокруг глаз был нанесен без всякого излишества. Сколько же ему лет? Фарук прикинул — если во время консультации у старого Ловджи по поводу необъяснимого отсутствия волос мальчику исполнилось лет 8 — 10, а в 1949 году — лет 13, то сейчас Рахулу было чуть за тридцать. Лежа в гамаке и видя Рахула только до пояса, доктор отметил, что талия у него такая же стройная и гибкая, как у молодой девушки. Значит, применялся гормональный препарат группы эстрогенов и, судя по размерам грудей и отсутствию волос на подбородке, применялся успешно. Что касается голоса, то изменить его можно лишь в будущем, поскольку и мужской и женский тембр голоса при речи сильно переплетались.

Кастрировали ли Рахула? Отважился ли кто-нибудь спросить его об этом? На вид он более женоподобен, чем большинство хиджр. И почему ему должны отрезать пенис, чтобы завершить изменение пола «до конца»? Неужели ему нужно настоящее влагалище? Неужели это влагалище будут конструировать хирургическим путем, выворачивая наизнанку член и вшивая все это внутрь? Дарувалла с благодарностью подумал, что он — всего лишь ортопед.

— Ты поменяешь свое имя тоже? — только и спросил он у Рахула.

Рахул храбро, словно флиртуя, улыбнулся Фаруку.

— Нет, только после того, как я стану настоящей женщиной, — в его голосе по-прежнему воевали друг с другом мужское и женское начала.

— Понятно. — Доктор сделал попытку улыбнуться в ответ, чтобы выглядеть спокойным.

Промила еще раз напугала Фарука, постучав пальцем по обложке книги, которую он крепко держал.

— Здесь все семейство? — спросила тетушка Рай, произнося слово «семейство» так, будто имелось в виду все население, рост которого вышел из-под контроля.

— Да, — ответил Дарувалла.

— И тот красивый мальчик, надеюсь, здесь. Я хочу, чтобы и Рахул его увидел, — сказала Промила.

— Ему, должно быть, восемнадцать, нет, девятнадцать лет, — мечтательно произнес Рахул.

— Да, девятнадцать, — жестким тоном подтвердил Дарувалла.

— Пускай мне его никто не показывает. Хочу убедиться, смогу ли я сам определить его в толпе. — Рахул повернулся и зашагал по пляжу.

Доктор подумал, что уходил он специально под таким углом, чтобы предоставить ему наилучшую возможность лицезреть из гамака свои женские бедра. Модное сари выгодно подчеркивало ягодицы племянника, перетянутый верх сари столь же хорошо выделял груди. Однако Фарук критично отметил, что руки у него для женщины чересчур велики, плечи излишне широкие, вверху на руках просматриваются чрезмерно большие бицепсы. Кроме того, ноги казались слишком длинными, а коленки выглядели излишне крепкими. Рахул смотрелся и некрасивым и не до конца законченным, чтобы быть женщиной.

— Не кажется ли она тебе изысканной? — прошептала Промила на ухо доктору. Она нагнулась над гамаком, и Фарук почувствовал, как тяжелое серебряное ожерелье стукнуло его по груди. Итак, в восприятии тетки Рахул уже полностью законченная женщина.

— Она кажется… женственной, — сказал Дарувалла тетушке, преисполненной гордости.

— Она уже женственна, — поправила его Рай.

— Да, конечно, — ответил доктор, чувствуя себя как в западне в сетях гамака.

Промила словно распростерла над ним крылья, подобно птице-грабительнице или какой-то злой курице. Всюду чувствовался ее запах — смесь сандалового дерева, жидкости для бальзамирования трупов, лука и торфяного болота. Доктору захотелось блевануть. Он почувствовал, как Промила потянула к себе роман Джеймса Солтера, однако схватился обеими руками за книгу.