Книга Странных Новых Вещей - Мишель Фейбер

Но хватит о моей обыденной однообразной жизни без моего дорогого мужа. Пожалуйста, расскажи, что у тебя происходит. Так хочется увидеть твое лицо. Не понимаю, почему техника, позволяющая нам общаться, как мы общаемся сейчас, не может ухитриться посылать и фото! Но это от жадности. Уже чудо, что мы можем читать слова друг друга на таком умопомрачительном расстоянии. Предполагая, что ты все еще можешь читать мои, естественно... Пожалуйста, напиши как можно быстрее, что у тебя все в порядке. Я чувствую, что должна бы забросать тебя вопросами и комментариями по поводу твоей миссии, но, если честно, ты не так уж много мне рассказал обо всем. Ты больше оратор, чем писатель, я знаю. Были же времена, когда я сидела среди прихожан во время твоих проповедей и смотрела, как ты поглядывал в заметки, те самые, которые шкрябал накануне, и знала, что на этом клочке бумаги всего лишь несколько разрозненных фраз, и все же из уст твоих лилась замечательная, красноречивая, связная речь, прекрасно сложенная история, очаровывающая всех на час. Как бы я желала услышать, что ты говоришь новой пастве! Полагаю, что потом ты не записываешь эти проповеди? Я чувствую, что ни капельки НЕ ЗНАЮ этих людей, и это огорчает. Ты учишь новый язык? Полагаю, что надо бы.

Люблю,

Би.

Питер потер лицо, и вся потная, маслянистая грязь собралась на ладони темными крупицами. Читая письмо жены, он тревожился и недоумевал. Такого еще не случалось. Все это время, проведенное с оазианцами, он, занятый только работой, был спокоен и вообще эмоционально стабилен. Недоразумения если и случались, то приятные. А сейчас он чувствовал, как почва уходит из-под ног. И что-то стискивает грудь.

Он передвинул курсор на экране Луча к следующей по порядку капсуле и открыл сообщение Беатрис, которое она послала часов через двенадцать после предыдущего. Наверно, уже в свою полночь.

Я скучаю по тебе, — писала она. — Как же я скучаю по тебе! Даже не знала, что такое чувство возможно. Я-то думала, что время пролетит быстро и ты вернешься. Если бы я могла обнять тебя хоть раз, крепко-крепко, хоть на несколько минут. И тогда я стерплю твое отсутствие снова. Даже десять секунд помогли бы. Десять секунд, чтобы мои руки обвились вокруг твоего тела. И тогда я смогу спать.

И на следующий день.

В новостях кошмарные, страшные сообщения. Я даже не могу читать, даже смотреть не могу. Чуть не попросила отпуск на день. На перерыве сидела в туалете и плакала. Ты так далеко, так невозможно далеко, никогда такое расстояние не разделяло мужчину и женщину, от этой огромности меня тошнит. Не знаю, что со мной. Прости, что все это вываливаю на тебя. Я знаю, это не поможет тебе делать свое дело. О, как бы я хотела, чтобы ты был рядом. Касался меня. Обнимал меня. Целовал меня.

Слова эти его сильно задели. Именно их он хотел от нее услышать, но когда они дошли до него, то расстроили. Две недели назад он скучал по ней, причем ее не хватало ему в самом плотском смысле, и он жаждал подтверждения, что она чувствует то же самое. Да, тогда она подтвердила, что скучает по нему, что хочет обнять, все верно, но общий тон письма явил благоразумие, озабоченность тем, что его присутствие рядом с ней скорее роскошь, чем необходимость. Она казалась такой самодостаточной, и он думал, интересно, это он просто распустился от жалости к себе, подогреваемой тестостероном, или все именно так, как она это видит?

С тех пор как он поселился у оазианцев, страх его испарился. У него не было времени бояться. И, понадеявшись на легкодостижимую взаимность, которой он и Би всегда наслаждались, Питер предположил, что в целом он и Би находятся в одном душевном состоянии, что она просто продолжает жить, как жила, что ее любовь к нему подобна цвету ее глаз — никуда не исчезает и ни в малейшей мере не является помехой для обыденной жизни.

А вместо этого, пока он укладывал камни в основание церкви и счастливо сопел в гамаке, ей было больно.

Его пальцы зависли над клавиатурой, колеблясь перед ответом. Но что он может сказать, если она написала еще девять писем за эти часы и дни, для нее уже прошедшие, — писем, о которых он ничего не знал.

Он открыл еще одну капсулу.

Дорогой Питер!

Пожалуйста, не беспокойся обо мне, я уже собралась. Даже не знаю, чего я слетела с катушек. Мало спала? Или сказалось атмосферное давление последних недель. Да, я сказала, что погода была отличная, и это правда, в том смысле, что теплая и солнечная. Но по ночам было душно и тяжело дышать

Большой кусок Северной Кореи несколько дней назад снесло с лица земли. Не ядерной бомбой и не аварией на атомной станции, но циклоном «Торайи». Он пришел с Японского моря и пронзил страну, как «церемониальный меч» (конечно, не я придумала это сравнение). Десятки тысяч мертвы, вероятно, больше миллиона без крова. Тамошнее правительство сначала отрицало масштабы разрушений, так что у нас были только снимки со спутников. Сюрреалистическая картина: женщина в желтом наряде, сшитом у хорошего портного, с безукоризненной прической и маникюром, стоящая перед этой гигантской картиной, указывает на различные пятна и пятнышки и объясняет, что они означают. Вам сообщают, что это и есть множество разрушенных домов с трупами в них, но вы видите только эти прелестные ухоженные руки, порхающие над чем-то вроде полотна какого-нибудь абстракциониста. Потом правительство позволило южным корейцам и китайцам прислать на помощь людей, и стали поступать правдивые видео. Питер, я видела то, что не хотела бы видеть. Может, поэтому я так сильно заскучала по тебе. Конечно, я люблю тебя и скучаю и ты мне нужен. Но мне надо было видеть ЭТО вместе с тобой или не видеть вообще.

Я видела громадное здание, подобное гигантскому свинарнику, или как там называют помещения на фермах, где содержат свиней, крыша похожа на громадное озеро с илистой водой. Группа людей рубит крышу топорами, но не очень успешно. Потом они проделывают дыру взрывчаткой. Какая-то противная смесь мыльной жижей булькает из дыры. И это люди. Люди и вода. Перемешанные, как... не хочу подробностей. Но никогда не забуду. Зачем они это показывают? Зачем, если мы не можем помочь? Потом я видела крестьян, использующих трупы вместо мешков с песком. Спасатели со свечами на голове, воск стекает по щекам. Как такое возможно в двадцать первом веке? Я смотрела видео с большим разрешением, снятое на микрокамеру, спрятанную в чьей-то шляпе или еще где, а техника спасения жизни будто из каменного века!

Хотела бы написать больше, несмотря на то что не хочу помнить. Хотела бы послать тебе изображения, но лучше бы они стерлись из памяти. Не слишком ли эгоистично хотеть, чтобы кто-то разделил с тобой такое бремя? Но какое же это МОЕ бремя, если я сижу на диване в Англии, жуя лакричное ассорти и глядя на трупы чужеземцев, вращающиеся в грязных водоворотах, на чужеземных детей в очередях за куском брезента?

Некто с работы сказал мне сегодня: «Куда же смотрит Бог?» Я не проглотила наживку. Никогда не понимала, почему люди задают этот вопрос. Правильный вопрос для тех, кто наблюдает трагедию: «Где наше место во всем этом?» И я всегда старалась найти ответ на этот вызов. Но сейчас не могу.