От войны до войны - Вера Камша

– Сударь, я весьма признательна вам за приглашение, но вы ведь меня совсем не знаете.

– У моей супруги необыкновенное чутье, – сообщил барон, – она видит людей насквозь.

На это возразить было нечего, и Луиза позволила проводить себя к баронессе – той самой даме в черном, которую капитанша украдкой разглядывала.

– Дорогая, – с чувством произнес барон, – разреши тебе представить…

– Я – Луиза Арамона, вдова капитана Лаик.

– Я так рада, что вы приняли мое приглашение, – огромные черные глаза просияли. – Можете называть меня Марианна.

Марианна не лгала – она и впрямь была рада. Луиза опустилась в кресло рядом с красавицей, и та защебетала о предстоящем диспуте и о том, что Его Высокопреосвященство неожиданно заболел, и олларианскую церковь будет представлять епископ Олларии Авнир.

– Этот льет воду на мельницу агарисца, – со знанием дела заметил Капуль-Гизайль, – Его Преподобие знает Книгу Ожидания наизусть, но в логике он не силен.

– Ну, конечно же, дорогой, – улыбнулась Марианна, – живущий чужим умом теряется, когда сталкивается с тем, кто живет своим. Правда, мы не знаем, на что способен этот Оноре.

– Он считается хорошим ритором, – высокий дворянин с холодным лицом отвесил учтивый поклон баронессе и пренебрежительно кивнул ее супругу. – Марианна, вы обворожительны, как утренняя роза.

– Граф, – красавица мило потупила глаза, но Луизе показалось, что ее новая знакомая отнюдь не рада комплименту, – вы мне льстите. Разрешите представить вам госпожу Арамону. Я попросила ее составить мне компанию. Надеюсь, вы простите мне мою вольность и позволите мне остаться с милой Луизой. Тем более ваше положение предполагает, что вы займете место внизу.

Милая Луиза… Так ее вообще никто не называл, а с баронессой все понятно. За годы супружества капитанша изрядно поднаторела в чтении чужих мыслей. Красавица боялась графа и еще больше боялась это показать, ну а граф смотрел на баронессу, как кабан на яблоко. Вот Марианна и озаботилась, чтобы кресло рядом с ней было занято. Кресло, предназначенное графу. Луиза простодушно улыбнулась нежелательному кавалеру:

– Вы так любезны, сударь, так любезны…

Бледное лицо слегка качнулось вперед.

– Счастлив служить, сударыня. Марианна, я могу рассчитывать на то, что увижу вас на…

– Милый граф, – перебила госпожа Капуль-Гизайль, – вам следует занять свое место, сейчас начнется.

Марианна еще раз улыбнулась и повернулась к возвышению, на котором красовались две стоящие друг против друга кафедры. Луиза последовала ее примеру.

Агарисский проповедник и епископ Олларии уже заняли свои места. Эсператист в светло-серой сутане, на которой удивительно красиво выглядел белый эмалевый голубь, приветливо улыбался. Преподобный Авнир в черном одеянии хмурился и сверкал глазами, словно кот перед дракой. Луиза Арамона благочестиво опустила глаза, стараясь не выдать себя неподобающим смехом, но на нее никто не смотрел. Впрочем, она к этому привыкла.

3

Марианну Ричард узнал сразу же. Баронесса сидела на балконе между супругом и какой-то уродиной во вдовьем платье, а рядом возвышался граф Килеан-ур-Ломбах. Дик торопливо отвернулся и уставился на появившихся клириков. Последние месяцы Ричарду было не до воспоминаний, но теперь мысли юноши закружились вокруг женщины в черном платье. Эсператист и олларианец начали диспут, но Дик слушал вполуха. Если он нанесет Марианне визит, что будет дальше? Она его вежливо расспросит о войне и отправит домой или…

Ричард старался не думать о черноволосой баронессе, но воспоминания и воображение разбушевались вовсю. Эр Август, Эйвон, Наль, матушка были бы в ужасе, узнав, что волнует сына и наследника Эгмонта, но Ричард, хоть и смотрел на духовных особ, бессовестно думал о рассыпанных на золотистом ковре черешнях и чайной розе в вырезе платья. Немного портил настроение Килеан. Что, если он своего добился? Хотя тогда бы он остался рядом с Марианной. Юноша скосил глаза в сторону, отыскивая господина коменданта. Тот сидел в третьем ряду, глядя прямо перед собой.

Эр Август считал графа Килеана-ур-Ломбаха благородным человеком, но Дику он все равно не нравился. Граф, видимо почувствовав на себе чужой взгляд, зашевелился, и Дик торопливо уставился на Авнира, обвинявшего эсператистов в умалении Создателя и идолопоклонстве.

Агарисский проповедник слушал обличения, склонив голову к левому плечу. Он казался слегка удивленным, но выглядел довольно мирно. Зачем сюда пришла Марианна? Неужели ей интересны богословские споры, или баронессе понадобилось с кем-то встретиться? С Килеаном? Если она выйдет из Нохи одна, то… надо будет подойти и поздороваться. Это ни к чему не обязывает, они знакомы, он, как воспитанный человек, должен приветствовать даму и предложить ей свои услуги. Марианне идет черное, у нее такая белая кожа. Катари – ангел, на нее можно молиться, баронесса – совсем другая. Они не виделись почти год, что она помнит и помнит ли?

– Создав семь орденов, вы из безмерности Создателя выделили лишь семь аспектов. – Крик Авнира, сменивший тихий и спокойный голос Оноре, заставил Ричарда вздрогнуть. – Это есть умаление Создателя и является не чем иным, как идолопоклонством, что особо мерзостно.

Оноре встревоженно и удивленно взглянул на противника:

– Вы же сами утверждаете, что Создатель слишком велик для человеческого разума. Люди поклоняются тому аспекту Создателя, который доступен их представлению и пониманию. Если олларианская церковь ратует за частную истину, она не может отрицать такие ипостаси Создателя, как Милосердие, Чистота, Истина, Слава, Знание, Справедливость…

– Но мы не предписываем каждому человеку избирать одно из семи вместо множества! – Авнир сделал то, что в публичном диспуте почиталось недопустимым: перебил собеседника. – Мы не ставим рогаток на пути к Создателю! Вы замкнулись на магических числах, впав в чернокнижие. Что есть ваши символы и ритуалы, если не противное воле Создателя колдовство, идущее от демонов? Как смеете вы ограничивать творца Вселенной и дороги к Нему жалкой семеркой? Как смеете вы ограничивать служение Ему, насаждая каноны? Как смеете вы принуждать возносить молитвы Ему на чужом языке, подменяя идущие от сердца слова мерзкими заклятиями? Вы лишаете людей свободы выбора, свободы избрать свою дорогу к Создателю… Каждый должен идти к Нему своим путем, – вещал Авнир, – а утверждать иное – богохульство.

– Но люди слабы. – Агарисский проповедник казался Луизе несколько удивленным. Нет, его голос звучал уверенно, а приводимые доводы пересиливали аргументы противника, но в глазах была какая-то растерянность, словно у человека, который пришел в гости и оказался у закрытой двери. И все равно Оноре капитанше нравился, а епископ Олларии, мягко говоря, не очень.

Авнир и не думал слушать возражения, предпочитая приписывать сопернику то, чего тот не говорил, а затем яростно опровергать собственные выдумки, обвиняя агариссца во всех смертных грехах. Этим Преосвященный напоминал жену булочника из Кошоне. Курица вбила себе в голову, что у нее будет дочь, а когда родился мальчик, обвинила повитуху в том, что та за деньги подменила ребенка. Даже родимое пятно, такое же, как у почтенного булочника, не заставило дуру признать очевидное. Она принялась искать несуществующую мужнину любовницу и в конце концов добилась того, что супруг, устав от беспрерывных склок, завел-таки подружку на стороне.