ЧОП «Заря». Книга третья - Евгений Александрович Гарцевич

сторож в тулупе, работяги что-то мастерят, женщины мелькают — кто воду несет, кто окна моет, и даже детвора мяч гоняет. Бытовая и мирно-хозяйственная дачная жизнь во всей красе.

На нас никто внимания не обращал, только пацаны придержали потрепанный мяч и проводили моторку взглядом. Мы въехали в ворота высокого амбара, для стороннего наблюдателя, выполнявшего роль конюшни-гаража.

Здесь уже стало поинтересней — второй пост охраны, совсем не бутафорный, состоял из шести вооруженных бойцов, усиленных двумя пулеметами Максима и дополнительными бетонными перегородками с бойницами. Логику их расположения я не очень понял, из половины мест огонь можно было вести только внутрь помещения, будто опасность могла быть там, а не снаружи.

В центре ангара стоял какой-то агрегат, похожий на бензиновый генератор из моего прошлого мира. В этом же мире к скоплению медных трубок добавили колбы с булькающей фиолетовой жидкостью и самый настоящий колокол, а сверху все закрыли толстым стеклянным куполом.

Колокол дергался через равные промежутки времени, но звона слышно не было. Скорее всего, передавался куда-то дальше — от генератора тянулись толстые трубки, проложенные по полу до распашного люка в дальнем конце ангара. Рядом с закрытым сейчас люком было небольшое вентиляционное отверстие, куда и прятались трубки.

«Прямо подземный бункер какой-то, у меня также было в одной лаборатории…» — начал было Ларс, но тут же осекся: «…Да, Харми, я уже навел порядок в своей комнате…»

— Как обстановка? — спросил Инок у охранника с особо выделяющимся кирпичным лицом, обрамленным длинными усами.

— Напряженно, но под контролем, — скривился вояка, — Сегодня особенно нервно.

— Будем разбираться. Открывайте, профессор Смолин нас ждет, — Инок кивнул на люк, а потом на меня. — Обыскивать не нужно.

— Разбирайтесь, — «Кирпичная морда» посмотрел на меня с безразличным видом, будто тут по сто раз на дню разбиратели новые приезжают. Хмыкнул, сразу ставя под сомнение наши потенциальные успехи, и пробурчал себе под нос, — Но усыпить, конечно, вернее было бы.

Вояка подошел к стене, раздвинул доски, открывая потайную нишу с рычагом, и медленно потянул его вниз. Под полом что-то вздрогнуло, послышался звук заработавших механизмов, и двери люка пришли в движение.

Инок стартанул, не дожидаясь полного открытия и даже не посмотрев, иду ли я за ним. Я пошел — почувствовал энергию фобосов. Переплетенный клубок смазанной силы, беспомощно бьющийся в замкнутом пространстве. Боль, страх, отчаяние и злоба. Поток концентрированной злобы был настолько велик, что моих фобосов начало мутить.

А когда я начал спускаться по лестнице, еще и потряхивать. Под землей звенел колокол — ритмично, противно, почти на уровне ультразвука до скрежета в зубах. Голову моментально затянуло в тиски, а перед глазами побежали черные круги. Я оступился с последней ступеньки, и если бы Инок не поддержал меня, то рухнул бы кубарем.

Взвыл Ларс, перекрикивая стоны Хармион, послышалось протяжное «мууууу» от мейна, и только Муха, заикаясь слабеющим голосом, смог вымолвить:

«Брат, мы в нокауте… выруби эту штуку… держись, но пока ты без поддержки…»

— Инок! — позвал я дознавателя, морщась от головной боли, — Вырубай на хер колокол, сдохну сейчас.

— Терпи, — он подхватил меня под руку и потащил вперед. — Так надо, сам сейчас поймешь.

— Что там? — глаза слезились, я пытался разглядеть, где мы, но кроме длинного каменного коридора и толстых дверей с решетками на маленьких окнах, глаз не смог ни за что зацепиться.

— То, с чем тебе нужно разобраться, — Инок встряхнул меня. — А без глушилки она слишком сильная. Потерпи, сейчас легче будет.

На застенки инквизиции коридор походил мало, слепящий «святой» свет бил слишком ярко, пытаясь прорваться даже в самые удаленные уголки. Не одной тени, только стерильные каменные блоки с выбитыми на них значками и охранительными цитатами из Священного Писания. Особенно много знаков было на дверях, усиленных серебряными лентами.

Мы прошли мимо двух, за которыми кто-то был. Скребся за первой и скулил за второй. А когда мы с ней поравнялись — с той стороны раздался громкий удар, тряхнувший дверь. Кусок двери вздулся, сформировав силуэт человеческого кулака. Символы засветили, пришли в движение, облепив выпуклость, которая стала втягиваться обратно.

Херасе, как сказал бы Стеча! До чего техника дошла в этой психбольнице для особо буйных. Инок на это даже не обратил внимания, только рукой мне махнул, чтобы не задерживался.

Мы прошли еще несколько дверей без активной подсветки. Потом коридор с обычными дверьми. Сначала с табличкой: «Ледник», потом «Склад редкостей», откуда выскочил взъерошенный дедок в больших перчатках и заляпанном темными пятнами мясницком фартуке. Но заметив нас, быстро ретировался обратно, пряча лицо.

Мы еще раз свернули за угол и через несколько метров уперлись в стену, от которой коридор расходился в две стороны под прямым углом. Метров через пять оба закутка заворачивали вглубь, а между верхом стены и потолком было пустое почти метровое пространство, в котором прятались трубки, шедшие от «генератора».

Стены были исписаны магическими символами, похожими на те, что были на сейфе в вагоне поезда. На ощупь холодные — я в очередной раз споткнулся и случайно оперся рукой. Током не ударило, наоборот, головная боль отступила, чернота в глазах растворилась, оставив только тающие границы маленьких клякс.

Судя по всему, перед нами было изолированное помещение со своей отдельной крышей. Этакий каменный куб в большом зале подвала, куда и накачивали звук глушилки. За углом нашлась дверь, полностью вылитая из серебра. А рядом с ней несколько окошек с толстым стеклом, покрытым плотной паутиной из рун.

— Заходи, — Инок подошел к двери и уже потянулся к здоровому засову.

— Ага, щас, — я отступил, — Нашел дурака!

— Матвей, стой. К окошку подойди хотя бы, — он двинулся ко мне навстречу и остановился возле окна, что-то на нем подергал, и оно стало светлеть и становиться прозрачным.

Я аккуратно, будто мне в глаз оттуда пальцем могут ткнуть, подошел к краю и заглянул внутрь.

Какая-то смесь тюремной камеры и больничной палаты. Пол, стены и потолок напомнили кожаный диван с квадратными подушками. В центре потолка, где у нормальных людей висит люстра, в этих застенках был большой раструб, затянутый стальной сеткой. Звук через стену не проникал, но по вибрации (а колбасило сетку так, будто сабвуфер в ночном клубе), страшно было представить, сколько крови из ушей там вытечет.

В углу у стенки лежала девушка, скрючившись в позе эмбриона. Худое, изможденное тело в некогда белом больничном халате с завязками на спине. Спутанные темные волосы, заплаканное лицо, частично закрытое исцарапанными руками. Чувствовалось, что ей больно, но сил сопротивляться