Звездный Пилот - Роман Афанасьев

Хватаясь за еще теплые железные брусья, Павлов за пару секунд вознеся вверх, к пятну света. Посередине замешкался, когда руки покрылись слоем теплой от трения смазки и начали скользить. Вверх! Вверх! Не мешкать. Счет идет на секунды!

Цепляясь за железяки, Павлов рванулся вверх. Ему опять повезло – никто и не подумал заблокировать системы аварийной эвакуации. Действительно, ну как можно было предсказать, что один человек сможет выбраться из запертого помещения, втиснуться в ремонтные ходы и добраться до обслуживающих систем. А может, тот, кто составлял план блокировки систем, просто плохо знал матчасть корабля? В отличие от одного беспокойного пилота, сутками напролет штудировавшего справочники о безопасности полетов. Только поэтому ему и пришло в голову активировать систему аварийной эвакуации дежурной вахты из управляющего центра корабля. О, конечно, не все системы. Достаточно было активировать выброс только одного кресла прыжковых пилотов. Да, то огромное металлическое яйцо, установленное посреди рубки, – с пилотом внутри. В случае аварии и объявленной эвакуации, вся конструкция, целиком, проваливалась под пол и по отдельному туннелю следовала к ближайшей точке эвакуации. Оставалось только имитировать эту самую аварию. Механизмы безопасности, оберегая жизнь пилота, бросили железный кокон кресла вниз, к третьей палубе, где располагался проход к спасательным капсулам дежурной вахты. Оставалось только открыть дверь и проникнуть в открывшийся туннель. Как это обычно делали техники, обслуживающие механизмы эвакуации.

Вскинув голову, Николай глянул вверх. Белое пятно превратилось в светлую дыру. Сквозь нее уже виден потолок рубки, до края рукой подать, осталось всего пара метров. Слышны голоса, грохот… Пора. Стиснув зубы, Николай собрался, сжимаясь в комок, как пружина. И распрямился, рванувшись вверх.

Он двигался очень быстро, чуть ли не прыжками, как на тренировках по скалолазанию. И все же немного опоздал. Когда до края дыры оставалось не больше метра, на белом фоне появилось чье-то бледное лицо. Худощавое, с короткой черной челкой, с выпученным глазами. Павлов не знал, кто это. И не собирался выяснять.

Незнакомец выпучил глаза, открыл рот, чтобы закричать, и в тот же миг пилот прыгнул вверх. Правой рукой он ударил в бледное лицо и тут же левой обхватил человека за шею. Тот заорал, заглушая грохот, царивший в рубке, подался назад и наполовину вытащил цеплявшегося за него Павлова из дыры в полу. Николай нашарил ногами железную перекладину, уперся в нее и резко оттолкнулся.

Он вылетел из дыры в полу, как пробка из бутылки, опрокинул незнакомца на спину и навалился на него сверху. Тот кричал что-то неразборчивое, цеплялся за пилота, но Павлову некогда было его слушать. Что было сил он сунул пару раз кулаком в побелевшее лицо. Руки противника разжались, и освободившийся Николай рванулся в сторону. Не вставая, он прокатился по полу, ткнулся спиной в основание соседнего пилотного кресла. Над головой стоял тягучий гул, от которого болели зубы, сквозь него прорывались чьи-то голоса, отчаянно пытавшиеся перекричать шум.

Павлов приподнялся, встал на колено и окинул взглядом рубку. За пультом контроля было пусто – лишь из-за угла торчали чьи-то ноги, связанные герметизирующей лентой. У дыры в полу, оставшейся на месте кресла, валялся без сознания чернявый незнакомец. Дальше, за рядом кресел контроля, метались две фигуры – они что-то лихорадочно делали с пультами, видимо пытались в последний момент что-то запустить. На пятачке, перед раздвижными дверями рубки было пусто. Двери ощутимо тряслись, и от них шел тот самый тягучий гул, от которого вибрировали зубы. Где же все?

Павлов обернулся. Огромное железное яйцо, второе кресло прыжкового пилота, за которым он прятался, перекрывало обзор. Николай приподнялся, выглянул из-за угла и закусил губу.

Там, у противоположного края пульта, стоял на коленях связанный Януш. У него за спиной, боком к Николаю, торчал ученый с буром. Железная труба была недвусмысленно направлена в спину связанного пилота. А дальше, за ними, над пультом склонилось аж четверо. Двое еще в креслах, остервенело щелкают по клавишам управления. Двое, с другой стороны пульта, мечутся вдоль экранов показателей, что-то кричат товарищам, пытаясь перекричать гул. Кавардак и паника. Паника и кавардак. Но дверь может рухнуть в любой момент, в рубку ворвутся люди капитана, и тогда…

Павлов присел, поерзал, упираясь ногами в ребристое покрытие пола. И распрямился. Одним прыжком он одолел пару метров до края пульта, рванулся к Бутенко, направившему бур в затылок пилота, и с разгона прыгнул на него, как дикий зверь на добычу.

Ученый заметил его в последний миг, попытался вскинуть бур, направить на новую цель, но в следующую секунду Павлов врезался в него и опрокинул навзничь. Бур слетел с плеча ученого, покатился по ребристому полу, а Николай, оседлав противника, размахнулся и с оттяжкой треснул тому кулаком в скулу. Голова Бутенко дернулась, ударилась об пол. Его глаза широко распахнулись от боли, открылся рот, ученый дернулся, попытался приподняться, но Николай тут же, изо всех сил, уже левой рукой, треснул его второй раз. Бутенко дрогнул, закатил глаза, и его голова бессильно упала на ребристый пол рубки.

Павлов, тяжело дыша, сполз с неподвижного тела, встал на четвереньки и глянул вперед. В паре шагов от него, на коленях, стоял Януш, обмотанный лентами с ног до головы, как древняя мумия. Изогнувшись всем телом, он обернулся, бросил взгляд на пилота. Что-то крикнул.

– Сейчас, – прошептал Павлов, поднимаясь на ноги, – я сейчас…

Боль вспыхнула в затылке как сверхновая звезда. Отдала разрядом в шею, молнией скользнула вниз по позвоночнику и взорвалась в спине. Павлов раскрыл рот, чтобы крикнуть, – и не смог. Ноги стали ватными, непослушными. Пилот упал на колени, попытался повернуться – но тело его не слушалось. Согнувшись пополам, Николай рухнул лицом вниз, больно ударившись лбом о покрытие пола. Повалился на бок.

Голове было больно, очень больно. Левый глаз даже видеть перестал. Но это было ерундой, по сравнению с той болью, что пронзила его тело от затылка до пяток, почти парализовав его. Павлов был не в силах даже дышать. Попытался шевельнуться, но боль усилилась, и он лишь вжался левой щекой в пол.

Над головой что-то мелькнуло. Николай скосил правый глаз и сквозь розовую дымку увидел чьи-то ноги. Кто-то перешагнул через него – невысокий, но плечистый. Подошел к Янушу, схватил его за шиворот и потащил за собой, как мешок картошки, – к дверям. Обернулся и что-то зло крикнул.

Чагин. Павлов застонал, пытаясь шевельнуть хотя бы пальцем. Чагин, вот кто это был. Треснул, зараза, его по затылку. Теперь кричит, поторапливает дружков.

Павлова скрутило от ненависти. Ярость была так сильна, что боль отступила на второй план, отодвинулась от пилота, завернулась в вату. Она была где-то здесь, рядом, но уже не парализовала. С шумом втянув воздух носом, Николай с ненавистью уставился на Чагина. Левый глаз почти ничего не видел, правый застилала алая дымка, но пилоту было отлично видно, как Чагин обернулся, подтащил связанного Януша к площадке перед трясущимися дверями рубки, рывком поставил на колени. В свободной руке Чагина оказалась короткая толстая трубка. В ней Николай опознал рабочую часть электрического пробойника. Да, такой штукой легко можно убить. Прожечь разрядом дыру можно и в металле, и в человеке. А можно просто треснуть по затылку, как простой дубиной.