Тепло твоих губ - Алина Феоктистова

После обеда жена прилегла ненадолго, а он еще долго рассказывал отцу об Элиной семье, друзьях и связях профессора. Наконец отец не выдержал:

— А Марина?

— Что Марина? — сразу же сник Олег.

— Она… знает?

Пришлось сказать правду.

— Нет, — он встал и стал одеваться. Родители молчали. Но тут из спальни вышла Эля.

— Я к Марине, — сказал он.

— И я с тобой, — засуетилась Эля. — А что? Тоже хочу повидаться. Мы ведь почти год не виделись…

— Нет, — сказал он. — Я пойду один. — Неожиданно Эля согласилась с Олегом.

— Хорошо, — покорно кивнула она. — Только прогуляемся сначала. Я ведь не местная, не знаю, где тут у вас гуляют.

Они вышли на набережную, долго бродили молча, спустились к воде.

— Что-нибудь не так? — спросила Эля, глядя на Волгу. — Красивая река.

— Я рад, что тебе нравится, — ответил Олег. — Но мне пора, Эля…

Она зябко передернула плечами.

— Ты ничего ей не сказал, — сказала Эля. — Как ты мог? Так нельзя.

— Нельзя, конечно, — согласился он, продолжая идти рядом, — но понимаешь, так получилось.

Внезапно Эля пошатнулась.

— Олег, мне что-то нехорошо. Мутит. Наверно, это из-за местной воды.

Он взял ее под руку, поддержал.

— Кошмар, — пролепетала Эля, сгибаясь. — Теперь и живот болит. Отведи меня домой.

Живот у Эли болел весь вечер и еще полночи. Правда, она уверяла, что боль слабая, но при этом так закусывала губу, что все метались по квартире, стараясь ей помочь. Его руку она сжимала с такой силой, что на коже потом остались синяки. В конце концов приехала «Скорая» и забрала Элю. Вернулись домой под утро… К счастью, все обошлось, но врач на всякий случай велел Эле полежать в постели. Весь следующий день Олег провел у изголовья жены.

К вечеру, однако, Эля встала, и они снова допоздна бродили по набережной.

— А ведь я так и не побывал в «Волжских зорях», — как бы между прочим сказал Олег. — Но обязательно пойду.

— Конечно, — торопливо согласилась Эля. — Ты же знаешь, и я за то, чтобы ты объяснился с Мариной начистоту. Цивилизованные люди поступают именно так. А в том, что вы расстались, нет ничего необыкновенного, у вас разные пути, ты и сам знаешь об этом, она была бы балластом, голос к ней бы не вернулся. И даже то, что она так уехала, тоже глупо… Все-таки год в Москве прожила, имела возможность как-то изменить ситуацию.

— Перестань, — поморщился он. — Прошу тебя…

— Хорошо, не буду. А может быть, и не стоит сейчас говорить ей обо всем? — Она как бы размышляла вслух. — Зачем зря травмировать человека? В конце концов, можно письмо написать из Москвы, когда вернемся…

Только кажущийся таким огромным на маленьком теле Эли живот помешал ему ударить жену. Олег попытался закурить, но руки дрожали так, что даже сигарету из пачки достать не смог. «Уехать куда глаза глядят, — думал он, — уехать к чертовой матери».

— Олег, прости, — Эля осторожно потянула его за рукав. — Я, наверно, что-то не то сказала. Прости меня, ради Бога. И — делай как знаешь…

Он обнял ее, такую беззащитную, маленькую на фоне огромной, бесстрастно несущей куда-то свои тяжелые волны реки. Затем поглядел на часы. Большая стрелка стояла рядом с цифрой двенадцать. В «Волжские зори» идти было поздно…

А на следующий день Эле стало опять нехорошо, и Олег снова остался дома. Испытал ли он при этом чувство облегчения? Безусловно. Но продолжал уверять себя, что не хочет волновать Элю, потому что боится за ребенка. Не пошел он к Марине и на третий день — последний перед отъездом…

В полдень Эля задремала, и он услышал разговор отца с матерью в соседней комнате. Стены в их квартире были тонкими, голос разносился далеко.

— Не так уж ей и плохо, — сердилась Валентина Петровна, — по крайней мере, чашку за собой могла бы вымыть… Между прочим, у меня дежурства ночные, прихожу уставшая… Марина бы так не поступила.

Отец что-то лениво возражал, но чувствовалось, что в душе он на стороне жены.

Когда Эля проснулась, Олег завел с ней разговор о матери, намекнул, что та устает… Мгновенно сообразив, откуда ветер дует, Эля потащилась на кухню.

— Вам помочь чем-нибудь? — обратилась она к Валентине Петровне. — Мне врач велел не перенапрягаться, но если вам трудно…

— Да нет, сама справлюсь, — отказалась Валентина Петровна. В последние два дня Эля заходила на кухню лишь для того, чтобы поесть то, что уже разложено по тарелкам. При этом каждый раз вполне резонно объясняла Олегу:

— Две хозяйки в доме всегда трудно, а в таком маленьком доме просто невозможно. Не могу же я дать понять Валентине Петровне, что ее время ушло и началась наша жизнь, а ее закончилась. Мне просто совестно вытеснять ее с ее любимой кухни…

На второй день, поздно вечером, они уехали обратно в Москву.

И только вернувшись в Москву, Олег засел за письмо к Марине — длинное, пространное. Писал, вымарывая и перечеркивая написанное, с каждой строчкой проникаясь острым презрением к человеку по имени Олег Романов. Тогда он еще не знал, что это состояние — надолго и что ему уже никогда не удастся избавиться от мук совести. И это будет, пожалуй, самая главная и самая страшная кара ему за содеянное.

На составление прощального письма Марине ушло целых три дня, и он облегченно вздохнул, бросая конверт в почтовый ящик на стенке Элиного дома. Ответа не было, да он и не ждал его. С прошлым было покончено — навсегда, как ему хотелось думать…

Теперь у него оставалось только прошлое и будущее — в виде крошечного свертка, который он получил у дверей престижного роддома.

Роды выдались сложные, ребенок шел как-то не так, и бедная Эля ужасно с ним намучилась… Она так тряслась над Альбертиком (как и предполагали, родился мальчик, сын) что не позволила Олегу даже поднять уголок одеяла, закрывающий личико. Была ветреная погода, накрапывал дождь. Таким, полностью упакованным, они и привезли младенца домой.

Сначала мальчик показался Олегу очень некрасивым, с маленькими ручками и ножками, которыми он как-то судорожно тряс, в то время как покрытая темными волосиками головка с красным сморщенным личиком болталась в разные стороны… Но Олег, преодолевая страх, все-таки взял его на руки. Младенец запищал так, как будто находился при последнем издыхании, и Олег осторожно положил его на место.

Он послал еще одно письмо Марине, в котором извещал ее о рождении ребенка и снова умолял его простить. Второе письмо, в котором просил извинение за долгое молчание и сообщал о рождении Альбертика, отослал родителям. Марина снова не ответила, а недели две спустя он получил обратно свое письмо. Вверху письма стояла сделанная от руки пометка «Адресат выбыл».

Олег сначала разволновался, а потом успокоился — значит Марина уехала, а Елена Ивановна, наверно, отказалась получать письмо. В какой-то мере подтверждение своей версии он получил в отцовском послании — тот писал, что Марина после получения его письма, собрав свои вещи, ночью покинула поселок, после чего Елена Ивановна заболела и вскоре скончалась от сердечного приступа. В заключение отец в весьма сдержанных, сухих выражениях выражал надежду, что через какое-то время они с матерью смогут увидеть внука…