Шикаста - Дорис Лессинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ощущалось в нас какое-то сходство с теми храбрыми душами на Шикасте, которые, веря в правоту своих устремлений, бросали вызов жестоким правителям, полностью сознавая, что идут на гибель, на пытки духовные и физические, на лишения. Но они верили в свои возможности.
Перед нами материализовались два сгустка бродящей смеси, и я скользнул в один, а Бен в соседний, отказываясь от себя. Наши души обрастали плотью; умы, суть жили ни на миг не замирающей жизнью; но память уже ускользала.
Должен признать, что момент этот в высшей степени неприятен. Вплоть до паники. Кошмарные миазмы Шикасты сомкнулись вокруг меня, и последним напряжением воли я послал это сообщение.
ДОКУМЕНТЫ, ОТНОСЯЩИЕСЯ К ДЖОРДЖУ ШЕРБАНУ (ДЖОХОРУ)
Из дневника Рэчел Шербан
Время приспело. Чем больше думаю, тем больше я в этом убеждена. Сообщила Джорджу, и он велел сначала разобраться с фактами. Так вот, фактов у меня предостаточно.
У меня двое старших братьев, Джордж и Бенджамин, оба на два года старше меня. Они близнецы. Не настоящие, разнояйцевые. Меня зовут Рэчел. Мне четырнадцать.
Отца нашего зовут Симон, а мать — Ольга. Наша фамилия Шербан. На самом деле — Щербаньски. Но это, видишь ли, здешним не по уму. Дедушка сменил фамилию, прибыв из Польши во время войны. Второй мировой. Они с бабушкой смеялись, вспоминая, как здешние ломали языки на нашей фамилии. А я злилась, когда это слышала. Ничего смешного в этих дураках англичанах я не вижу. Дедушка был еврей. Но бабушка не еврейка.
Наше образование явно отличается от обычного. Для того, чтобы это написать, мне пришлось многим поинтересоваться. В том-то все и дело.
Для начала, родились мы все в Англии. Родители наши работали в большой лондонской больнице. Мать врач, отец администратор. Но потом они решили переехать в Америку, потому что Англия — непролазное бюрократическое болото. Они, правда, не говорили, что, мол, ноги их больше не будет в Англии, что там невозможно жить и все такое. Нет, в Англии просто невозможно работать. Из Америки мы переехали в Нигерию, потом в Кению, а оттуда в Марокко. Где и сейчас находимся. Обычно родители работают вместе в больнице, в экспедиции и все такое. Мы все знаем об их работе. Они нам все подробно, не спеша растолковывают, что к чему и почему. Взявшись за перо, я поняла, что мало в каких семьях так принято. В том-то все и дело. Иногда мать моя, Ольга, направляется куда-то и берет меня с собой. С малых лет. Смешно, но мне это нравится. Мне захотелось спросить ее почему. Я спросила. Она ответила:
— В странах, где они еще не обюрократились, такое возможно. — И добавила: — Это не Англия, здесь детей любят.
Родителям нашим в Англии многое не нравится. Но все же они нас туда то и дело посылали.
Учились мы много и много чему, но школу толком не посещали. Я знаю французский, русский, арабский, испанский. Ну и, само собой, английский. Отец обучал меня математике. Мать подсказывает, что прочитать. В музыке я тоже разбираюсь, потому что родители играют и все такое.
Братья тоже иногда с матерью, но сейчас чаще с Симоном. Он берет их на семинары, на лекции, на конференции. Иногда мы ходим в школу по году, а то и по два.
В Кении так и было. Директор школы наш знакомый. Он нас переводил из класса в класс, вроде, чтобы подобрать условия, и все такое. На самом деле, чтобы мы больше выучили. Он и с другими такое проделывал, с приезжими и со своими, кенийскими тоже. Он сам кикуйю. Мы там основательно поднаторели в мировой истории, в международной экономике. Ну, и отдельно с нами учителя все время занимались и все такое. Большое дело, что по такой сумасшедшей системе тебе не надоедает учиться. Иногда, правда, до чертиков хотелось осесть на одном месте, подруг завести и все такое. Друзья-то у нас были, да все время в других странах.
На каникулы нас в Англию посылали три раза. Жили мы в Лондоне и на ферме в Уэльсе. Научились там ухаживать за животными и узнали, как что растет. Джордж провел в Англии целый год, с декабря по декабрь, чтобы познакомиться с временами года. Бенджамин отнесся к этой идее скептически и не захотел присоединиться к брату. На него тогда хандра напала, и все такое.
Мне жалко было, что Джордж на целый год уехал.
Правду сказать, я очень ревнивая. В том-то все и дело. Маленькой ревновала к близнецам. Они-то вместе, а я одна. А когда они вместе, они меня не замечали. Джордж хоть иногда обращал внимание.
Бенджамин, когда был помладше, всегда к Джорджу льнул. Все думали, что Бенджамин младше брата. Они очень разные, Бен чаще такая бука. Джордж всегда его подбадривал, а тот дулся и сматывался куда-нибудь в угол. Но потом возвращался и старался, чтобы Джордж его заметил. И Джордж его замечал. А я ревновала.
И сейчас ревную.
Когда Джорджа не было целый год, я думала, Бенджамин обратит на меня внимание. Но ошиблась. Мне, вообще-то не очень-то и хотелось, мне Джордж нужен был.
А теперь я перейду к тому, что помню из детства.
Я собираюсь изложить свои теперешние мысли о том, что случилось тогда. Не тогдашние свои мысли.
Когда мы жили в Нью-Йорке, квартирка у нас была маленькая, все дети спали в одной комнате. Однажды ночью я проснулась и увидела, что Джордж стоит у окна, смотрит наружу. Двенадцатый этаж. Как будто он с кем-то разговаривал. Я думала, он играет, хотела присоединиться. Но он велел мне замолкнуть.
Утром за завтраком я наябедничала, что Джордж дежурил ночью у окошка. Мать обеспокоилась.
После завтрака Джордж велел мне никому ничего не говорить. И потом, когда отец или мать об этом спрашивали, я отвечала, что наврала, пошутила. Но и после этого сколько раз было, что я проснусь, а он не спит. И обычно стоит у окна. Я не притворялась, что сплю. Знала, что он не будет сердиться. Раз я спросила, с кем он там разговаривает. Он сказал, что не знает. С другом. Выглядел он обеспокоенным. Но не несчастным.
Бывало и с ним такое. Но не так, как с Беном. Тот, если не в духе, то все должны это замечать, ахать, охать и вокруг него на цыпочках бегать. А Джордж просто молча отходил в уголок, делал вид, что книжку читает, журнал просматривает. Иногда я видела, что он плачет. Или сдерживает слезы. Он знал, что я это вижу, и молча тряс головой. Не так, как Бен. Тот иной раз даже драться лез, и все такое.
А вот что случилось в Нигерии. У мальчиков там была своя комната, а у меня своя. Мне это страшно не нравилось, не хватало Джорджа. Если в одной комнате, то он все же рядом, а тут… Но однажды ночью он ко мне пришел. Я проснулась. Он сидел на полу на соломенной циновке, склонившись к моей москитной сетке. Я высунула голову из-под сетки. В комнату заглядывала луна, и я увидела, что лицо его блестит от слез. Плакал он, впрочем, бесшумно.
— Какой ужас, Рэчел, — сказал он мне и повторил: — Какой ужас, какой ужас…
Я, когда поняла, что он бормочет, принялась его утешать, что скоро мы из Нигерии уедем в Кению, что там лучше. Но он не Нигерию имел в виду. Он пришел ко мне, потому что чувствовал себя одиноким, это я поняла сразу. Но чем я могла ему помочь? Еще я вскоре догадалась, почему Бен частенько такой вздорный. Джордж хотел, чтобы брат его понял, но Бенджамин не был на это способен и злился.