Воронье - Джордж Доус Грин

Но тут случилось нечто забавное. Появилась Шилана.

Она вошла в кабинет, села рядом с Кайрой и уставилась на Барриса. Девочка не назвалась, но кто еще это мог быть? Она была худенькой, но красивой. С тонким лицом и огромными глазами. Она смотрела не моргая.

— Это моя идея, — сказала она, — так что оставьте ее в покое.

— Что за идея? — спросил ее Баррис.

Она не ответила.

— Я хочу узнать, — настаивал Баррис, — что вы делали в школе в летнее время?

Она молча смотрела на него.

— Большинство детей, — сказал он, — и силком не затянешь в школу летом. Так?

По-прежнему не последовало ответа.

Девочка напоминала ему Нелл. Ту, из давних времен, когда она была на четвертой ступени. Баррис был влюблен в нее еще тогда, когда в четверг днем они поехали на автобусе к баптистам на урок Библии — чего они оба терпеть не могли. Он сидел за ней, отпуская глупые шуточки, а она покатывалась со смеху. А когда водитель автобуса велел ей заткнуться, она не обратила на него внимания. Когда он повторил это, она ответила: «Вы не мой отец. Вы не мой учитель. У вас нет права голоса, мистер», в упор глядя на него огромными глазами.

И пятьдесят лет спустя он снова появился перед ним — этот упрямый чужой взгляд малышки Шиланы. Баррис строго предупредил ее:

— Ты знаешь, что твой директор может получить повестку из ювенального суда? И тебе придется предстать перед судьей Парром, а он может послать тебя в сиротский дом. Ты слышишь меня, Шилана?

Из левого глаза у нее потекла струйка слез. Затем другая струйка из правого. По лицу ее струились два маленьких ручейка. Тем не менее она продолжала не моргая смотреть на него. Баррис испытал восхищение этой девочкой, которая вернулась, чтобы разделить наказание с подругами, и которая не боится копа с пистолетом и большим животом.

Он перестал читать ей мораль. Теперь они просто смотрели друг на друга.

И тут Шилана бросила:

— Мы пришли посмотреть на мою картину.

— Что за картина?

Шилана мотнула головой:

— Которую я сделала.

— Могу я посмотреть на нее, Шилана?

Она встала и пошла. Он последовал за ней по темному школьному коридору, а Кайра и старая секретарша держались за ними. Шилана зашла в класс и показала на акварель на стене. Это было изображение школьного автобуса. Днище у него так выпирало, что он казался живым, и рядом с ним все казалось одушевленным. По какой-то причине Шилана решила придать солнцу цвет виноградного сока, отчего автобус обрел ярко-желтый цвет. Боже милостивый. Это был старый автобус «блуберд» из времен его детства со скрипучими сиденьями, плохими тормозами и весь залитый солнцем.

Баррис удивился, как это могло получиться: после всех этих лет он испытал неподдельную радость. Он прищурился, сквозь слезы рассматривая его. Что с ним происходит?

Он сказал Шилане, что это лучшее изображение школьного автобуса, которое он когда-либо видел. Он хотел сказать, что это вообще лучшая картина из всех, что попадались ему на глаза, но побоялся, что его слова прозвучат неискренне. Он пробормотал, что ему надо посетить помещение для мальчиков, и старая женщина показала ему дорогу. Он спустился и толкнул двери. Это в самом деле была туалетная комната для маленьких мальчиков, с маленькими унитазами и маленькими раковинами. Он нагнулся над раковиной, упираясь в нее животом, и посмотрел на себя в зеркало. «Я хотел всего лишь немного солнца, и вот оно появилось, немного, по Божьему велению, — и осветило мое сердце. Что бы это могло значить?»

Затем он проводил Шилану и Кайру по домам.

Как только он расстался с Кайрой, Шилана принялась болтать. Она выложила всю автобиографию, включая бабушку, двух любовников бабушки, различных дядей, кукол Братц и сводных сестер. Кто-то был в тюрьме (скорее всего, сводная сестра, а не кукла, хотя он не был в этом уверен), а кто-то в исправительном центре Саванны.

Баррис доставил девочку к ее бабушке. Когда он собрался уходить, она поцеловала его в щеку.

— Шилана, — сказал он, — ты мне кого-то напоминаешь. Одну маленькую девочку. Много лет назад я был в нее влюблен.

— Правда? И вы на ней женились?

— Нет.

— А почему нет?

— Провалиться мне на этом месте, — вздохнул он. — А ты думаешь, я еще могу?

Она пожала плечами:

— Откуда мне знать?

МИТЧ молчал, пока они добирались до ярмарки Ротари-клуба, но, опустив глаза, все время держал Тару и Клио за руки. Он понимал, что наделал. Он едва не обрек на смерть лучшую подругу дочери. Его гордость вынудила сделать глупость, от которой его спасли другие, и он чувствовал себя грязью. Он хотел бы стать червем в прахе земном, чтобы его раздавили и забыли о нем. Почетный караул пилигримов двигался вместе с ними. Прогулка была недолгой. Они спустились по Робин-Роуд, пересекли Кэнари-Драйв, 4-ю улицу и вышли к плакату «Ярмарка Ротари-клуба». На нем был изображен клоун и чертово колесо. Митч припомнил чертово колесо на ярмарке времен своего детства, но теперь перед ним простиралась большая подстриженная лужайка, вдоль одной стороны которой стояли столы для пикника. Несколько домиков (порой это место использовалось как летний лагерь). Пруд, заросший осокой. Здесь уже собрались сотни почитателей, которые радостными криками приветствовали появление Митча. Он никогда не наблюдал такого всеобщего проявления любви. Митч стоял сутулясь и глядя на носки своих ботинок. Он был смущен и с трудом сдерживал слезы. Затем его с семьей провели на почетное место впереди, к карточному столику, который был превращен в алтарь.

Снова раздалось скандирование:

— Шон! Шон! Шон!

Наконец Шон удостоил их своим присутствием.

Кто-то дал ему микрофон. Толпа продолжала выкрикивать его имя, но он вскинул руки и попросил:

— Не надо. Не надо. Я тут не самый главный.

Какое-то время собравшиеся отказывались повиноваться ему: их любовь была всепоглощающей. Но наконец скандирование стало стихать, воцарилась тишина, и тогда Шон сказал:

— Мы сегодня спасли живую душу — вот что самое главное. Вы все слышали об этом?

Снова последовал обвал криков, смешанных с восторженным смехом. Все смотрели на Клио, которая пряталась в объятиях Тары, как смущенный ребенок.

Шон взмахнул рукой, показывая на пышные кроны магнолий и дубов, которые окружали поле. Легкий ветерок перелетал от дерева к дереву.

— Вы чувствуете? Вы чувствуете этот ветер?

— О да! — последовали ответы. — Хвала Господу! Да, да! Мы его чувствуем! Хвала Господу!

— Вы видите, как ветер ходит по кругу вокруг нас?

— Да, сэр! Да, Иисусе! Да, мы его чувствуем!

— И я полагаю, — сказал он, — мы знаем, что грядет.