Артур Артузов. Ас разведки и контр-шпионажа - Юрий Ленчевский

— А никаких! — ответил. Выпустили. Было это в тридцать восьмом году. Одному из моих товарищей по несчастью на следствии выбили глаз, и он перед членами комиссии стал возмущаться беззаконием.

— Ну и что? — поинтересовался я.

— Больше мы его не увидели.

— Стало быть, к подследственным применяли репрессии?

— В полном объеме. И человек подписывал показания на себя, на других… Если он все же не подписывал, то это не изменяло его судьбу. Такой проходил как нераскаявшийся и неразоружившийся преступник.

— А вас били?

— Меня бить не нужно было.

— Ну да, протоколы допросов уже были подписаны. Авансом, так сказать.

Избивали же на следствии жестоко. 29 июня 1936 года, за месяц до первого крупного политического процесса, была принята секретная инструкция о допустимости применения любых методов следствия в отношении шпионов, контрреволюционеров, троцкистов, зиновьевцев.

Трудная и опасная роль

«Племянники» с документами на супругов Шульц вскоре перебрались через «окно» на участке заставы Тойво Вяхя в Гельсинфорсе, а резидентом «Треста» в Ленинграде стал секретный сотрудник Щукин, который поддерживал отношения с «племянниками», регулярно путешествуя через «окно» в Терноки (ныне Зеленогорск) и обратно. С финской стороны функционирование «окна» обеспечивал начальник 2-го отдела финского генерального штаба капитан Мальмберг и начальник Выборгского погранрайона капитан Рузенштрем.

Рассказывал о задании особой важности — участии в операции «Трест», Петров говорил, как это было, и при этом умалчивал о своих заслугах. А было все это очень непросто, деятельность Тойво Вяхя была сопряжена со смертельным риском.

От реки тянуло холодом. Вода казалась ледяной. Тойво Вяхя остановился на берегу пограничной речки, и ему сделалось зябко. Не от холода. Нет. К холоду, как и к другим невзгодам, двадцатитрехлетний физически сильный пограничник был привычен. За его спиной остановилась Захарченко-Шульц, ротмистр враждебной армии, каратель и эмигрантка. Ее стройная фигура и правильного овала бледное лицо были даже привлекательны. Кто она? В молодости Захарченко добровольно вступила в гвардейскую кавалерию русской армии и на фронтах первой войны получила четыре георгиевских креста. Не боится ни пеших переходов, ни водных преград, прекрасно ориентируется на местности, стреляет при первом же сомнении. Умная и коварная. И эту опасную женщину начальнику пограничной заставы Тойво Вяхя предстояло переправить на финский берег. Не задержать, доставить на заставу, а перебросить на чужую сторону, да так, чтобы у нее не возникло ни малейшего сомнения по отношению к нему. Для нее Тойво Вяхя — пограничник-предатель, «завербованный» ее коллегами, жадный на деньги и молчаливый. Роль «предателя» была чуждой, противной Тойво. Однако руководители операции — С. А. Мессинг, Э. П. Салынь, Шаров — убедили Тойво в необходимости участвовать в ней. Вяхя, как и его товарищи, ненавидел любой обман, изворотливость, двуличность. В то же время он знал, что нет границ подлости коварству вражеской агентуры. Поэтому разумом Тойво понимал, что борьба с хитрыми, опасными, жестокими врагами, разоблачение любых их провокаций требовали хитрости. Для начала по заданию руководителей Вяхя установил контакт с контрабандистами. Контрабанда оказалась лишь приманкой для установления связей с вражеской агентурой. Очень скоро его «заставили» пропускать через границу вражеских агентов, в том числе и агентов английской разведки. Так Тойво Вяхя стал своеобразным комендантом «окна», контролируемого нашими контрразведчиками.

Однажды Тойво услышал от кого-то, что все люди — актеры и, кто лучше играет, тот больше преуспевает в жизни. О справедливости этого изречения он не задумывался, но вот в том, что разведка сродни игре, опасной и смертельной, убедился лично. Долгие месяцы ему довелось быть в очень трудной роли. Сфальшивить для него было равнозначно смерти, причем он не только погиб бы, но и провалил бы тщательно разработанную операцию. Он смирился со своей ролью. Порученное ему особое задание Тойво старался выполнить безупречно. Опаснее всего для него были встречи с Захарченко. Особенно запомнилась первая.

На Тойво она посмотрела в упор, испытывающе. Вяхя выдержал взгляд. Захарченко произнесла слова пароля. Тойво ответил. Она назвала себя. Вяхя отнесся к этому спокойно. Тогда она правой рукой вынула из кармана пистолет и, поигрывая им, подбрасывала так, чтобы Вяхя увидел под перчаткой левой руки контур другого, маленького пистолета.

«Дает понять мне: стреляю с обеих рук, — подумал Вяхя. — Пугает. Ну, ну… Посмотрим». Однако, когда Тойво пришлось идти к линии границы впереди Захарченко, в душу закралось беспокойство: не заподозрила ли чего… Кажется, вел себя нормально, так, как нужно, так, как учили Мессинг и Шаров. И все ж мысль, не допустил ли какой-либо ошибки, не могла не волновать. Пустить ему пулю в затылок для нее дело секунды… А рука у такой не дрогнет.

«Эх, взять бы ее сейчас за шиворот и на заставу… — но Тойво быстро подавил в себе это естественное желание. — Нельзя — приказано вести себя иначе».

Наконец, подошли к воде. И только тогда, когда Захарченко уже оказалась на финском берегу, Тойво вздохнул с облегчением.

Вяхя переводил через границу и других людей — туда и обратно. Некоторые из них были крайне насторожены. И все ж опаснее других была Захарченко.

Как-то она сунула Тойво портсигар, отделанный золотом, и великодушно заявила:

— Вам подарок от наших друзей.

Тойво подержал в руках портсигар и вернул его Захарченко:

— Дорогая вещь. У пограничника такой быть не может. Выдам себя.

А однажды в один из своих переходов в Финляндию уже у самой границы заявила:

— Потеряла свой пистолет, вернемся искать.

«Проверка. Очередная проверка, — сообразил Тойво. — Нет, надо брать инициативу в свои руки».

— Пограничная зона не для прогулок!

— А я вам говорю. Приказываю! — настаивала Захарченко.

— Нет. Лишний раз рисковать не буду, — Тойво был непреклонен.

Натолкнувшись на твердость и непреклонность Вяхя, Захарченко успокоилась. Тойво понял: единственное его орудие против Захарченко — приказывать. Без лишних слов заставлять ее подчиняться.

Без права на ошибку

Руководитель операции Мессинг внимательно, как бы оценивающе посмотрел на Вяхя, сказал: «Вам предстоит принять очень важного господина… который сегодня очень важен для нас. Этот господин проследует через сутки. По дороге его никто не должен видеть. Охрана на всем вашем пути и на станций Парголово будет снята. Отвечаете за этого господина. Если он сбежит или будет убит — провалите операцию», — строго предупредил Мессинг. Крайняя мера обороны — нож. Ранение легкое и лишь в том случае, когда иного выхода не будет. И никаких случайностей. Никаких!

— Все будет в порядке! — уверенно произнес Вяхя.

Сказать-то он сказал, а на душе все равно было неспокойно.