Гоблины. Пиррова победа - Андрей Константинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мать моя женщина! — ахнул Мешечко. — Где?!
— За поворотом шоссе. В пятидесяти метрах по правой обочине первый заряд, а еще через двадцать пять — второй. Суммарная мощность около двух килограмм в тротиловом эквиваленте. И поскольку джип у Гурцелая не целиково-бронированный, шансов уцелеть практически не было. Ни у кого из пассажиров.
Впитав в себя такое сообщение, Павел Андреевич резко изменился в лице и покрылся испариной. Забыв о приличиях, он без спроса подхватил со стола Игнатковича бутылку с минералкой. Жадно отпил.
— Ах ты, черт!.. Прости господи!.. Извини, Алексей Дмитриевич! Просто тут не захочешь — уверуешь!
— Закладки были установлены очень грамотно. Для своевременного дистанционного включения цепи покушавшимся даже не нужно было находиться точно на линии визирования цели по отношению к зарядам. А при диверсиях на дорогах самый сложный момент — это подорвать СВУ так, чтобы основные поражающие факторы пришлись на проезжающую машину. А в данном случае первый взрыв должен был стать отсекающим — после него взрывной волной джип неминуемо выбросило бы к месту второго взрыва. В общем, в этой истории за версту угадывается накачанная рука спецназёра.
— Я такое только в кино видал! — потрясенно выдавил из себя Мешок.
— А я в Чечне и в Дагестане, — как бы между прочим заметил Игнаткович. — Вот если бы… — подполковник ФСБ секундно потерял бдительность и позволил себе мечтательно расслабиться, — если бы Володя Квачков этих парней с собой на дело взял, думаю, толку было бы больше.
— Так ты полагаешь, что Квачков все-таки причастен к истории с покушением на Чубайса?
Павел Андреевич и Игнаткович были «не первый год замужем», а потому полковник Жмых порою позволял себе тыкать «старшему брату».
— Я думаю, что он причастен к истории «как не надо покушаться на Чубайса», — спохватившись, соскочил со скользкой дорожки Алексей Дмитриевич. — Ладно, это уже лирика. Посему вернемся к нашему барану. Я про Гурцелая. Забираем мы этого пассажира: и от вас, и от эскапэшников, и от греха подальше. Потому как, если с ним что случится… Ну да ладно.
— Оттуда просили? — дерзко предположил Жмых, глазами указывая на линейку портретов на стене.
— Без комментариев. — Подполковник ФСБ подтянул к себе телефонный аппарат, ткнулся в три кнопки. — Александр Львович, это Игнаткович. Поднимитесь ко мне. С бумагами по Гурцелая. Да…
— Да какая, собственно, разница: откуда просили? — мрачно высказался Мешечко. — Даже ежу понятно, что без деятельного раскаяния Гурцелая Литва соскочить может. Великой государственной тайной, короче, не является.
Игнаткович посмотрел на него поверх очков с легкой укоризной:
— Боюсь, что стараниями ваших подчиненных Гурцелая как раз таки сто раз теперь подумает, продолжать ли ему деятельно каяться.
— То есть, по-вашему, лучше было, если б джип на воздух взлетел? — не на шутку завелся Андрей. — А что? Потом, на скорую руку да на долгую муку, может, удалось бы и подготовку терактика на Литву натянуть.
— Я это не говорил.
— Но подумали?
— Андрей Иванович, по-моему, вы начинаете забываться!
— Боюсь, что эту паскудную историю я, даже если очень сильно захочу забыть, до скончания дней помнить буду, — понуро пробормотал Мешечко…
…Отстрелявшись у чекистов, верховные «гоблины» покинули Большой дом не в самом лучшем раположении духа. Состояние внутренней опустошенности и обреченности охватило обоих, поскольку поведанная Игнатковичем информация и шокировала, и нагнула одновременно. Ведь, если верить, что подобное состояние является предвестником скорых перемен, делалось очевидным, что перемены эти будут исключительно с отрицательным знаком.
— Андрей, угости сигареткой.
— Вы же на той неделе вроде как снова бросили? — напомнил Мешок, доставая пачку.
— А теперь вот снова решил поднять. От таких дел не то что курить — колоться начнешь.
Они свернули на Чайковского. Остановились, закурили и медленно направились к стоянке, где на приколе стояла служебная машина Павла Андреевича.
— Я сейчас вот о чем подумал, Андрей: получается, если бы не Гришкина сентиментальность, его, пафосно говоря, желание помочь ближнему, мы бы на сегодняшний день имели на балансе три трупа.
— Пять.
— Четыре. Водила действительно здесь не при делах, а вот на господина Гурцелая мне наплевать с высокой колокольни… Андрюх, а может, там, наверху, — полковник Жмых задумчиво поднял глаза к небу, — в самом деле кто-то есть?
— Не уверен. Но вот даосы, похоже, не вполне правы, утверждая, что «отвечать добром на зло — дает зло».
— А если отвечать злом на зло?
— По их версии: «зло на зло — дает добро».
— Глубоко, — оценил Павел Андреевич.
— Но можно и помельче.
— Это как?
— Да так, что с небес — да об землю! — с болью произнес Мешок. — Решение о перевозке Гурцелая в Громово было согласовано только вчера, причем в середине дня.
— Ты хочешь сказать?…
— Я хочу сказать, что у нас снова протекло. Как тогда, в истории с убийством Айрапетяна. И потом. Позднее.
Лицо Жмыха сделалось каменным.
— Кто из наших знал?
— Все. Включая Афанасьева, который вчера днем заходил в контору посмотреть на Анечкиного отпрыска. Ну и саму Анечку, разумеется. Равно как очень вовремя появившуюся отпускницу Северову.
— Плохо. Это всё очень плохо.
— Да уж чего хорошего.
— Честно тебе скажу, Андрюха, я уже сто раз пожалел, что в свое время повелся на твои доводы и не стал подключать к этой истории УСБ, — угрюмо признался Павел Андреевич. — Хотя чего уж теперь, после драки-то! Как говорится: как получишь в жопу — морду не сберечь. Имеются какие соображения?
— Кое-что есть.
— Я сейчас в Главк, продолжать огребать за вчерашнее. А вечерком тогда плотно засядем в конторе и всё обмозгуем. Да, и обязательно высвистай Кульчицкого. Что-то в последнее время Олег Семенович совсем задембелевал — занимается чем угодно, но только не прямыми служебными обязанностями. Надеюсь, ты не на него грешишь?
— Нет. Не на него. К слову, его единственного вчера днем и не было.
— Хоть это радует. Тогда всё, до вечера.
Полковник Жмых загрузился в машину и убыл в направлении Суворовского, а Мешечко затушил сигарету и набрал номер Прилепиной, которая, судя по количеству непринятых, пробивалась к нему уже трижды.
— Привет, Олька! Звонила? Чего хотела?… Как прошло? Лучше не спрашивай!.. Да… Уже переслал? Молодца… Понял. А когда ты сможешь?… Отлично. Тогда ровно через час я тебя жду. Да хотя бы все в той же «Музыке крыш»… Принято…