Неопалимая - Маргарет Роджерсон

Он откровенно наслаждался окружающей обстановкой и говорил неестественно бодро.

– Я с облегчением вижу, что человеческая мода улучшилась за последнее столетие. Монашки провели меня; вы все еще носите такие же жалкие серые мешки, как и прежде. Взгляни вон туда, – добавил он с интересом.

– На те шляпы?

В тот же миг их заметила и Маргарита.

– Шляпки! – пискнула она, бросаясь к ним.

– Может быть, твоим сосудом следовало стать Маргарите, – пробормотала я в ответ на потрясенное молчание Восставшего.

Она свесилась через магазинный прилавок и широко распахнутыми глазами всмотрелась внутрь. Я присоединилась к ней с самым похоронным видом. Внутри с подставок безвольно свисало множество нелепо выглядящих предметов, изготовленных из шелка и бархата разных цветов и украшенных перьями. Будь я предоставлена сама себе, то не смогла бы догадаться, что они предназначены для ношения на голове.

Что-то еще привлекло внимание Маргариты, и она бросилась на другую сторону улицы, пока я страдальчески плелась следом. Как оказалось, это были кружевные платки. Затем пуговицы в форме цветов. Мне захотелось, чтобы Леандр поторопился со своими коварными планами.

Мое внимание привлек знакомый голос, сменившийся смехом. По улице шагал Чарльз. Похоже, он прощался с другими солдатами, закончившими службу; никто из них не носил мечей. К моему удивлению, с ними шел Жан, и стражники выглядели так, словно поздравляли его с чем-то, подбадривали и хлопали по спине.

Я схватила Маргариту за руку, чтобы утащить с глаз долой, но лицо Чарльза озарилось: он нас заметил.

– Маргарита! – позвал он, поспешив в нашу сторону. – Анна, – добавил он в удивлении. – Ты выглядишь иначе.

– Веселюсь, – произнесла я гробовым голосом.

Он закашлялся.

– Я имею в виду твои волосы. Выглядит мило.

– Я их заплела, – призналась Маргарита, а затем без всякой видимой причины отчаянно покраснела.

На другой стороне улицы друзья Чарльза толкали друг друга локтями. Чарльз выхватил луковицу из ларька позади нас и бросил ее в них.

– Что здесь делает Жан? – спросила я, когда они разошлись, а Чарльз расплатился за лук.

Великан следовал за Чарльзом, загораживая солнце. Как ни странно, к его рубашке была приколота желтая ленточка.

Чарльз гордо хлопнул его по руке.

– Традиция. Последние три года он побеждал в соревнованиях по метанию бочек. Мы не можем позволить ему отказаться от следующей победы. Все наше подразделение получило выходной – капитан разрешил.

Жан продолжал с легким удивлением рассматривать ленточку, словно ожидая, что она исчезнет, как только он отведет взгляд. Я поняла, что нормальное отношение к нему со стороны друзей приносило пользу, пока не происходило ничего, что могло бы его расстроить. Казалось, никто из них не винил его в судьбе их друга Роланда. Они не боялись товарища. Мне было интересно, на что это похоже.

– Вы обе собираетесь посмотреть на чучело? – продолжил Чарльз с надеждой. – Я могу помочь вам найти хорошее место, где можно присесть – это сложнее, чем вы думаете, – и можем остановиться перекусить по пути. Фестивальные пирожки Бонсанта знамениты на весь мир, вы обязаны их попробовать.

Маргарита прикусила губу.

– Анна, что ты думаешь?

Я не могла предупредить Чарльза, что ему не стоит присутствовать на церемонии. Это не обошлось бы без въедливых вопросов, на которые невозможно ответить посреди многолюдной улицы. Кроме того, если бы я заявила, что являюсь Артемизией Наймской, он бы, вероятно, подумал, что его собеседница лишилась рассудка. Лишь от одной мысли о таком разговоре хотелось заползти в нору и умереть.

Восставший заметил, как я перебираю пути отхода.

– Не стоит, монашка. В идеале священник вообще не будет тебя искать, но он определенно не будет искать ту версию тебя, которая добровольно общается с людьми. А еще я хочу попробовать пирожки.

Я почувствовала себя преданной.

– Ладно, – неохотно согласилась я.

Чарльза отсутствие у меня энтузиазма не обескуражило. Он радостно болтал всю дорогу до прилавка с едой. И успел рассказать, что он родом из семьи с пятью сестрами, из провинции, находящейся в нескольких днях пути на юг, и Зрение у него проявилось в относительно позднем возрасте – в девять лет. Не зная никого в монастыре в Ройшале, он стал почетным членом семьи Жана. Родители Жана умерли, когда он был маленьким, поэтому его воспитывала тетя, маленькая бойкая женщина, которую племянник переносил через лужи, когда шел дождь. Она была словно мать для многих юношей из городской стражи, у которых не жили родственники поблизости.

Я слушала его, ощущая комок в горле. У некоторых девочек из моего монастыря была родня в Наймсе, но я избегала их, когда они приезжали. Не хотела, чтобы они увидели меня и подумали, что сестры жестоко обращаются с девочками, находящимися под их опекой.

После того, как Чарльз купил пирожки, мы присели на ступеньки какого-то здания, чтобы посмотреть выступление менестрелей, устроенное посреди улицы. Я закуталась в плащ, ела сдобу с грибами, когда босые ноги загрохотали по сцене перед нами. Король Воронов, которого по традиции играл нищий, прогуливался по доскам в старом плаще из вороньих перьев и короне из витых металлических обрезков. Каждый раз, когда на сцену падали монеты, он снимал свою корону и ухмылялся почерневшими зубами. Жан вздрагивал, когда один из медяков ударял нищего, но, казалось, успокаивался, когда видел, что человек не пострадал.

Мне доводилось слышать об этом праздничном обычае, но когда увидела его воочию, стало не по себе. Я предполагала, что большинство людей смеются над своими страхами, тем самым ослабляя их, хотя бы на время. Чем больше они смеялись над тем, чего боятся, тем меньше власти страх имел над ними. Но такого опыта общения с Мертвыми у меня не было.

Восставший тоже смотрел на это зрелище, его внимание было сосредоточено на сцене.

– Монашка, тот человек владеет Зрением.

– Нищий? – спросила я удивленно.

Чарльз наклонился ближе, чтобы посмотреть, не сидит ли кто-то с другой стороны от меня.

– С кем ты разговариваешь? – спросил он озадаченно, обнаружив, что место пусто.

Группа девушек, сидевших рядом с нами, – странно, они устроились неподалеку с тех пор, как мы присоединились к Чарльзу, – разразилась бессмысленным хихиканьем.

– Я молюсь, – солгала я.

– О-о… – Он поднял свои брови. – Это, э-э-э… очень благочестиво с твоей стороны.

– Ты и половины не знаешь, – заверила его Маргарита, ее глаза заблестели. – Еще в Монтрпрестре она каждое утро молилась над козами, надевая власяницу и преклоняя колени на холоде.

Чарльз чуть не подавился своим пирожком. С абсолютно серьезным видом я осенила себя знамением.