Длинные версты - Владислав Конюшевский

– Мы принадлежим сводному офицерскому отряду капитана Филатова. Идем в центральную Россию. По домам. Здесь, возле озера, встали на дневку. Но чуть позже сюда же прибыл конный патруль армии УНР. В результате их крайне хамских требований возникла ругань, а после дошло и до перестрелки. Потом неожиданно подключились ваши пулеметы, и господин капитан послал узнать, что там за союзник появился.

Зверев, осторожно щупающий нос, язвительно добавил:

– Вот и узнали, мать иху через семь колен… – И, выдержав небольшую паузу, задумчиво выдал: – Вернее, так и не узнали. Что за батальон морской пехоты? Какой армии? Не просветите? А то уж больно форма на вас непривычная…

Наша одежка, действительно, кое-какими своими элементами несколько выбивалась из общепринятых стандартов. Китель «афганки» чем-то походил на английские мундиры, поэтому особых вопросов не вызывал. Разве что капюшон да тельник, видневшийся за расстегнутым воротом, привлекали внимание. Брюки – прямые, а не галифе. Но это тоже не особо бросается в глаза. Зато остальное… Наколенники с налокотниками из толстой кожи, сделанные еще в Таганроге, сразу приковывали взгляд. Держались они не на резинках (которых сейчас было практически не найти), а просто на завязках, продетых через нашитые шлевки на штанинах и на рукавах. Поясные ремни, опять-таки. Сам кожан был от немецкого, зато бляха с якорем и серпасто-молоткастой звездой (это уже в Севе делалось) точно ни в одной армии мира не использовалась. Одинаковые ножи, типа «Вишни»[35], только с деревянной рукояткой. И в завершение – странный мешковатый жилет с не менее странной панамой. То есть общий вид, действительно, не позволял нас хоть как-то идентифицировать. Было понятно, что это явно какая-то форма, но совершенно непонятно, чьей именно армии.

Поэтому я, ухмыльнувшись и указывая пальцем в звездочку на панаме, пояснил:

– Отдельный батальон морской пехоты является подразделением регулярных частей Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Так что поздравляю, господа, мы – красные.

Невоздержанный прапорщик на это известие витиевато выматерился, а Малышев лишь скрипнул зубами, глухо сказав:

– Ясно… детей только не трогайте. Душевно прошу. Тем более что они все были на казенном коште. То есть дворян там нет…

Судя по реакции, ерничество с поздравлением было явно излишним и меня как-то не так поняли. Поэтому, подняв руки, попытался исправить положение:

– Стоп! Никто никого трогать не собирается. Не для того гайдамаков били, чтобы и вас рядом положить. Тем более что врагами вас не считаю. И кстати, что за дети?

Поручик несколько секунд недоверчиво смотрел мне в глаза, но видно поняв, что прямо сейчас их стрелять не будут, пояснил:

– С нами идут одиннадцать воспитанников Проскуровской кадетской школы. Возрастом от десяти до двенадцати лет. И двое преподавателей из этой школы.

Стоящий рядом комиссар, на это растерянно пошлепав губами, культурно спросил:

– Э-э… вы идиоты? Ребятишек-то зачем с собой тащите?

И Малышев поведал историю о том, что в Проскурове была кадетская школа, относящаяся к Одесскому кадетскому корпусу[36]. И до начала восемнадцатого года там все было нормально. Даже создание Украинской Народной республики на ее существовании почти никак не сказалось. Правда, часть учеников разъехались по домам. Ну а потом, постепенно, началось то, что я наблюдал еще в своем времени – от «кацапы наше сало зъили» до «москалей на ножи»! Закоперщиком в этом деле оказался бывший учитель сельской школы, ставший главным идеологом украинской власти в городе. Он же и предоставил кадетам новую программу обучения, в которой, в частности, говорилось, что главным врагом «вильной и незалэжной» является Россия. А когда ученики и преподаватели возмутились, школу просто сняли с довольствия. Тут уж все, у кого были родители, тоже рванули по домам. Остались сироты, которым некуда было деваться. И две недели назад школу просто закрыли. Мальчишек хотели передать в приют, но те были резко против. А двое офицеров-преподавателей приняли решение, взяв учеников, выдвинуться в сторону Одессы. Так сказать, к головной альма матер. Но на полпути всех пассажиров поезда из вагонов выгрузили, реквизировав состав для военных нужд. Там, за станцией, они и встретили небольшую группу офицеров под командованием капитана Филатова.

Тот вполне резонно предположил, что и в Одессе может найтись свой «сельский учитель», после чего предложил двигаться вместе с его людьми к Де…

Тут поручик закашлялся, и я, хмуро ухмыльнувшись, подбодрил:

– Не боись. К Деникину так к Деникину. С Антоном Ивановичем советская власть сейчас ведет вполне успешные переговоры о сотрудничестве. У нас ведь война с кайзером в полный рост, да помимо оккупантов, еще разные «самостийные» ушлепки кусок страны стараются откусить. Мы как можем отбиваемся, но профессионалов не хватает. А у него их вполне достаточно…

Малышев недоверчиво посмотрел на меня:

– Вы хотите сказать, что у красных могут служить офицеры Русской Императорской армии?

Я поправил:

– Бывшие офицеры. И что значит – «могут»? У меня половина комсостава из таких. Начштаба – бывший подполковник. А уж прапорщиков да поручиков… Единственно, что должности у нас дают не по званию, а по умению. Так что полковник, плохо знающий свое дело, может стать рядовым в пехоте. А продвинутый прапорщик получить роту. То есть практикуется индивидуальный подход. Сечешь?

Поручик, судя по его ошарашенной физиономии, сек плохо. А меня, честно говоря, уже несколько заколебало работать просветителем офицерства. Вот как вернемся из рейда, лично в политотдел пойду и спрошу, почему они вообще ворон не ловят? Ладно, хрен с ним – подпольщики на оккупированных территориях, может, к ним и не относятся (хотя тоже вопрос, а к кому они вообще относятся, не к ЧК же?). Но работу все равно вести надо! И не только через подпольщиков. Да хоть с самолетов листовки разбрасывать, поясняя текущее положение.

В той же Малороссии сейчас очень много офицеров находится. Часть из них самодемобилизовались. Часть служат УНР (в основном не по убеждениям, а потому что кушать чего-то надо). Ну и часть желают присоединиться к частям русской армии, под руководством Деникина. При этом их всех сильно пугают красные. Ведь, пока Жилин в коме отлеживался, «товарищи» такого наворотили, что еще разгребать и разгребать. То есть имидж Совдепии за это время опустился ниже плинтуса. И если сейчас на нашей территории ведется правильная активная пропаганда, то за линией фронтов, похоже, и конь не валялся. Ведь уже второй раз встречаю «благородий», которые ни сном ни духом не знают ни о переговорах, ни вообще о нововведениях, продвигаемых жилинцами. Вот и прут, выпучив глаза, в Добровольческую армию.

Тут меня отвлек Берг. Подойдя ближе и бросив быстрый взгляд на офицеров, козырнул: