С любовью, Босс - Елена Сокол

Закрываю лэптоп, иду к своему компьютеру.

Снова проверяю почту: входящие, рассылки, спам, корзина. Ничего. Пытаюсь восстановить в памяти события последних дней перед смертью брата. Мы тогда активно готовились к свадьбе, и я почти не проверял письма. Сунулся лишь спустя неделю, после похорон, но почти уверен, что не пропустил бы в ворохе накопившихся писем послание от Карла.

Немного побродив по дому, я поднимаюсь наверх и застываю у двери, за которой спит Диана. Раздумываю, постучать ли. Поднимаю руку, но тут дверь открывается.

– Ты чего? – Спрашивает она.

На ней длинная футболка, волосы взъерошены.

– Не спится. – Отвечаю я, пожимая плечами.

– И мне. – Вздыхает Диана, закручивая волосы в пучок. – Вертелась, вертелась, сон ни в какую не идет.

– Может, подышим воздухом?

– Давай.

Она накидывает длинный вязанный кардиган, обвязывает разноцветным шарфом шею, и мы спускаемся вниз. Я помогаю Диане надеть сапоги, сам накидываю куртку, и мы выходим к берегу.

Песок сочится темной желтизной, переходя в иссиня-черную темень волн, набегающих на него. Небо разделено идеально ровным черным горизонтом. Море шумит монотонно, его шелест завораживает.

– Ты скучаешь по нему, наверное, еще сильнее, чем я. – Говорит Диана.

– Ни в одном языке нет слов, чтобы описать эти чувства. – Отвечаю я, вглядываясь в загадочное ночное небо, раскинувшееся над нами.

– Я смотрю на тебя и понимаю, что ты совершенно другой. – Поморщившись от взлетевших в воздух мелких брызг, замечает она. – Но все равно ты каждую секунду напоминаешь мне его.

– Тебе плохо от этого?

– Наоборот. – Улыбнувшись, Диана обнимает себя руками. – Это мне помогает.

Диана

– Я понимаю вашу озабоченность. – Доктор Якобссон смеряет меня внимательным взглядом. – Он был тяжело болен. Но должен вас успокоить, Карл не вел прием морфинов и токсичных препаратов на момент зачатия. Риск развития каких-либо патологий минимален. Через шесть недель вы можете обратиться к гинекологу и наблюдаться как обычная беременная. Информация о заболевании Карла может быть полезной для гинеколога, и при необходимости он спрогнозирует возможные риски.

– А как же предрасположенность? – Вступает в разговор Эрик.

– Понимаю. – Кивает доктор. – Вы переживаете, что ребенок может наследовать генетические предрасположенности к болезни? Это так. И мы не знаем, разовьется ли в будущем заболевание, или нет. Но предупреждены, значит, вооружены. К тому же, Диана тоже может передать ребенку предрасположенности к болезням всех своих предков, и это тоже нормально. На данном этапе я не вижу никаких причин для особых беспокойств.

– Спасибо. – Выдыхаю я.

Эрик сжимает мою руку, и мы обмениваемся счастливыми взглядами.

– Спасибо, док. – Говорит он, поворачиваясь к врачу.

– Пожалуйста. – Улыбается доктор Якобссон. – Не забывай проверять и ты свое здоровье, приятель.

С этого разговора проходит около десятка дней.

Линдеры дали мне полное ощущение семьи, но я все острее чувствую, что мне пора уезжать и устраивать свою жизнь. Если я не найду дело по душе, то уже через полгода превращусь в толстую беременную, которая не способна обеспечить себя и ребенка и потому вынуждена сидеть на шее у бабушек и дедушек своего малыша.

Дни в Истаде пролетают быстро, точно птицы над морем. Утром мы с Товой обычно что-то мастерим, ухаживаем за садом или готовим, а после я постигаю премудрости изучения шведского языка. Гьорд из солидарности со мной начал учить русский. Мы смеемся друг над другом, заставляя на скорость произносить самые сложные слова. В соревновании на самое нелепое произношение неизменно побеждаю я.

Эрик много работает. Несколько часов пишет в первой половине дня, затем мы обедаем и немного гуляем в городе, обсуждая то, что он написал, а потом он возвращается к тексту. И заканчивает уже около шести. А в перерыве я приношу ему кофе.

– Господин Линдер, ваш кофе.

– Надеюсь, он без сахара, Хмельницкая? – Подмигивает Эрик.

И я ухожу, чтобы не отвлекать его.

Зато к вечеру знаю, что, когда Эрик освободится, меня будет ждать веселое общение, битва на подушках, прогулка с поеданием вредных бургеров, велосипедный марафон или другие сюрпризы. Он помогает мне бороться с тошнотой, дразнит веселыми прозвищами, устраивает просмотры фильмов перед сном и даже позволяет засыпать на его коленях. Окунаясь в сон, я чувствую, как он бережно освобождает мои волосы от прилипшего к нему попкорна.

А во сне я рассказываю Карлу, что обрела хорошего друга.

И он кивает в ответ.

А иногда мне кажется, что Эрик мне не просто друг. И тогда я гоню от себя эти мысли подальше. И иду в гардеробную, чтобы полюбоваться на его свадебный костюм, ожидающий там своего часа. И напоминаю себе, что у Агаты к этому костюму есть белое платье. И мне в этой истории совсем нет места.

– Диана! Диана! – зовет Эрик.

– Ты чего кричишь? – Спрашиваю я, выходя на веранду. – Твои родители, кажется, уже легли. Не разбуди их своим криком!

Небо стало совсем чернильным, с моря веет прохладой, а Эрик в одной майке и шортах расположился у стола на веранде.

– Иди сюда! – Нетерпеливо подзывает он.

– Что ты там делаешь?

Я ступаю из полоски света в тень. Приглядываюсь.

– Починил старый проигрыватель. – Радостно сообщает он.

Глаза привыкают к сумраку, и мне действительно удается разглядеть стоящий на столе аппарат и разложенные вокруг него инструменты.

– Где ты откопал его?

– На чердаке. Когда мне было семь, я притащил его с помойки. Мы с отцом починили его, и я слушал музыку каждый вечер.

Я кутаюсь в кофту.

– У тебя и пластинка есть.

– А как же. – Эрик наклоняется, достает из коробки винил, сдувает с него пыль и водружает его на проигрыватель. – Сейчас.

Он долго возится с иглой, а я вдруг замечаю пятнышко, темнеющее на его предплечье.

– Что это? – Осторожно касаюсь пальцами его кожи.

– Уже почти. – Не реагирует Эрик.

И тут я не удерживаюсь от улыбки потому, что узнаю рисунок на его коже – этот Дейл из мультика.

– Чего смеешься? – Спрашивает Эрик, выпрямляясь.

Проигрыватель оживает, из него льется женский голос.

– Теперь я поняла смысл.

– Какой? – Хмурится он.

– Чип и Дейл. – Смеюсь я. – Деловой зануда в куртке Индианы Джонса и простак-весельчак в гавайской рубахе.