Восстание - Дмитрий Павлович Шишкин

Ему стало плохо в тот момент, когда кафедру напротив занял его визави. Предали его в тот момент и актёрский талант, и сила воли, и всякие установки, что давал себе всю ночь, укрепляя решимость алкоголем. Не было выхода, это стало очевидным в ту секунду, когда случайно своим бегающим взглядом актёр уткнулся в глаза Ленина. «Он меня уничтожит, это конец», – стучало в висках, дрожало в коленях, лезло из желудка наружу. Его охватила паника, мигом вылетели все красивые, ранее заготовленные фразы, и помочь больше было некому, ни Кирилла, ни даже Антона. Он остался один на один со всем этим миром благообразных людей, готовых разорвать проигравшего в клочья.

– Пожалуй, начнём! – пророкотал Подиров.

Режиссёр кивнул и громко начал отсчёт.

– Приготовились! До эфира пять секунд, четыре, три, две, одна, начали! – и махнул рукой, как Гагарин.

– Дамы и господа, мы пригласили на эксперимент лучших специалистов мира. Мы используем несколько методик. Оба проверяемых пройдут тест на так называемом детекторе лжи, – Подиров указал рукой на один из ящиков на столе. – Им будут заданы вопросы как по теории марксизма-ленинизма, так и из личной истории Ульянова-Ленина вплоть до детских лет.

Ленин довольно закивал и ухмыльнулся, не сводя глаз с оппонента, который уже чуть не спиной к нему повернулся. Складывалось ощущение, что он высматривает себе пути отхода.

– Плюс к этому во время прямого эфира наши ассистенты, – продолжил академик, а перед камерой выросли двое молодцев, задрапированных белой тканью так, будто собирались работать с химическим оружием, – возьмут пробы генетического материала и сделают экспресс-анализ на новейшем оборудовании. Оно позволяет всего в течение часа определить с точностью до девяносто девяти процентов идентичность предоставленного генного материала испытуемых нашему образцу.

Из-за стола экспертов встал косматый и бородатый мужик сумасшедшей наружности (сразу видно, большой учёный) и продемонстрировал оператору металлический кейс.

– А образцом, господа, выступит генный материал племянницы Владимира Ильича, скончавшейся в марте 2011 года, Ольги Дмитриевны Ульяновой.

К Лениным устремились лаборанты. Царёв чуть присел, как испуганная собака, пытаясь забиться в угол кафедры. Судя по всему, он живым даваться не собирался.

– Валерий Иванович, это не больно, не бойтесь! – обратился к Царёву, едва сдерживая смех, Подиров.

У Лжеленина затряслись губы: «Это провал, они уже всё про меня знают!». Сознание мутилось, лихорадочно ища выход.

Он зарыдал, упал на колени и пополз к Подирову, заломив руки, словно в истовой молитве. Наверное, в его памяти всплыл какой-то вариант спасения родом из находчивого детства.

– Простите! Простите меня! Я не сам, я не виноват! Меня заставили-и-и! Простите, бога ради, я умоляю! – Царёв под удивлённый гул публики начал биться головой об пол.

Зверев, забыв о политесах, плюхнулся на уголок стула, занятого весьма дородной наблюдательницей. Поняв, что сейчас упадёт, он бесцеремонно даму своим тазом подвинул. Впрочем, ей было не до него, как и всем остальным. Такого скандала в прямом эфире телевидение ещё не знало. Режиссёр повеселел, теперь он тоже попал в историю. Подмигнул помощнице: на вечер возникли планы.

Иностранные наблюдатели, немного для приличия посомневавшись, вскочили с мест, выхватили свои мобильники, обступили кающегося вождя восстания и начали снимать.

Эксперты, телевизионщики и даже военные здраво рассудили, что прямой эфир уже испорчен, да и вообще, чем они хуже, бросились туда же.

В студии воцарился хаос, вполне под стать ситуации в стране. Режиссёр пытался сначала как-то влиять на публику, тараща глаза и размахивая руками, но потом плюнул на это дело и хлопнул помощницу по попке.

– Выключайте уже, анархия какая-то началась… – за спиной у него выросла фигура Прокуророва.

Режиссёр послушно отрубил сигнал.

***

На такой случай никто дальнейшего сценария не готовил. Обе стороны растерянно оглядывались: представители властей – чуть веселее, а революционеры – как загнанные звери. Военные-нейтралы, которые обеспечивали порядок, насилу растащили толпу.

Сердобольный Подиров поднял бившегося в истерике у его ног Царёва и отвёл в подсобку прийти в себя. Следом поковылял зачем-то Ленин. То ли ему интересно было пообщаться с двойником, то ли за время заточения в лаборатории выработалась у него собачья привязанность к своему воскресителю.

Зверев, хищно озираясь, шмыгнул следом. Новиков чисто машинально занял пост возле двери, хотя кого теперь ему было охранять? Тоскливо он ощупывал рукоять пистолета в подмышечной кобуре, мысли крутились только вокруг него и блестящего девятимиллиметрового патрона, ждущего своей миссии в стволе.

Прокуроров, ФСБэшный начальник и вся их чекистская рать тем более не интересовались главными фигурантами прошедшего шоу, скрывшимися в комнате для ненужного реквизита, для них они главными никогда и не были. Спектакль закончился, дело сделано, пора было решить, как правильно распорядиться плодами быстрой и лёгкой победы. Скучковавшись, они отчаянно о чём-то спорили.

Подсобка была практически пустой. Только огромные чёрные ящики из-под телевизионной аппаратуры, несколько сломанных стульев, два старых красных знамени и натёртая до блеска руками суеверных коммунистов статуэтка.

Подиров усадил Царёва на один из ящиков между знамёнами и бюстиком с блестящей лысиной. Смотрелось концептуально.

Ленин с интересом разглядывал своё скульптурное изображение.

Царёв горько, по-детски плакал, сотрясаясь всем телом. Он чувствовал одновременно и опустошение, и постепенно возвращавшуюся веру в спасение: кажется, на него смотрели с жалостью.

Зверев по-воровски, суетливо приблизился к Ленину, оглянулся проверить, закрыта ли дверь, схватил его за руку и упал на одно колено, будто собирался просить посвятить его в рыцари.

– Владимир Ильич, простите! Как мы могли так ошибиться?! Извините, не углядели! Мы загладим! – затараторил он, крепко держа историческую ладонь обеими руками.

– Ну что за цирк тут сегодня? – возмутился Подиров.

– Я покаяться хочу! – неуклюже хитрил Зверев.

Академик расхохотался.

– Так ты себе не того священника подобрал, грешник.

– Пожалуйста, – он не просил, как ни пытался, в голосе звучали привычные для него бескомпромиссные нотки, – дайте мне хоть пару минут!

– Да чёрт с тобой, кайся! Тошно смотреть на это всё. Революционеры, – учёный презрительно скривился. – У вас ровно две минуты, – и вышел, раздражённо хлопнув дверью.

– Владимир Ильич, всё ещё можно повернуть как надо, пожалуйста, выслушайте меня, ничего не потеряно! – продолжил реализовывать свой только что рождённый гениальный план Зверев.

– Вы бы встали для начала, что это за коленопреклонение. Ещё поцеловали бы меня, иудушка! – невозмутимо заметил Ленин.

Зверев немедленно вскочил, но раболепия не утратил.

– Товарищ Ленин, поймите, это наш последний шанс, мы не виновны в том, что случился этот подлог! Мы подняли народные массы, готовые идти за вами до конца. Понимаете?! До конца!

– А зачем? – похоже, болезнь и недели изучения истории после оживления серьёзно Ильича изменили: он был больше похож