Сила меча - Дмитрий Тедеев

Меня пронзил новый приступ ужаса, я рывком обернулся на голос, и только тогда вспомнил, что мы с убитым мужиком здесь не одни. Что есть ещё и девушка, с которой он развлекался перед смертью.

Девушка от неожиданности отшатнулась, испугавшись моего резкого движения, едва не выронив предмет, который держала в руках. Это была большая, двух- или трёхлитровая керамическая фляга. Девушка была по–прежнему обнажённой, но не пыталась как‑то прикрыться и смотрела на меня, тоже совершенно голого, открыто и прямо. В её взгляде уже не было страха, не было смущения, была какая‑то тихая, почти детская радость. И благодарность…

Вот уж чего не ожидал…

— Благородный рыцарь, – повторила она, – если вы позволите, я могла бы помочь вам, помочь умыться. Я вижу, что вам противна кровь побеждённого вами герцога. К сожалению, воды поблизости нет, но в этой фляге есть немного вина. И если вы не побрезгуете этим вином, если пожелаете использовать его для омовения вашего благородного тела…

Я “пожелал”. Я подставлял сложенные ладони под струю благоухающего, наверняка драгоценного вина и судорожно, торопливо смывал со своего “благородного тела” остатки крови. Была ли мне “противна” эта кровь уже второго убитого мной за эту безумную ночь человека? Не знаю. Она внушала мне ужас, панический ужас, забивающий, вытесняющий все остальные чувства, от которого одна за другой на меня накатывали волны тошноты и, я чувствовал это, начинающегося безумия. Я пригоршню за пригоршней выплёскивал на себя вино и яростно тёр, тёр себя ладонями. Пока из фляги не вылилась последняя капля.

Я не чувствовал ни стыда, ни даже тени смущения, хотя первый раз в жизни стоял обнажённый перед такой же обнажённой молодой девушкой. Да, совсем молодой, моей ровесницей или даже младше меня… Я не чувствовал ничего, кроме невыносимого ужаса, меня трясло, как в лихорадке, я чувствовал, что вот–вот начнётся истерика, волны безумия захлёстывали всё сильнее и сильнее, я уже не мог сопротивляться….

Девчонка отошла в сторону и тут же вернулась с большим платком. И стала вытирать меня. Нежно и ласково. Лицо, плечи, грудь, живот, бёдра… Я чувствовал сквозь тонкую ткань прикосновения её ладоней к своему телу. И неожиданно понял, что от этих доверчивых прикосновений девчонки со мной стало что‑то происходить. Она каким‑то образом спасала меня, вытаскивала из мрака, из чёрной бездны, из океана холодного безумия.

Меня по–прежнему колотила крупная дрожь, я задыхался и почти умирал, но сквозь эту лихорадку, сквозь безнадёжную глухую тьму стали пробиваться лучики слабого света, обрывки мыслей и чувств.

Меня захлестнул неожиданный стыд… Но не мог же я оттолкнуть от себя доверчиво вытирающую меня девчонку! А она сама и не думала отстраниться, продолжала платком вытирать меня, не обращая никакого внимания на нашу наготу.

Она спасала меня, возвращала к жизни, а остальное было для неё совершенно неважно. Я был для неё тогда вовсе не “благородным рыцарем”, даже не парнем, которого надо стесняться, а просто попавшим в беду беспомощным существом. И это существо надо было спасать. И она спасала.

Потом, когда дрожь стала медленно утихать, она заставила меня улечься в стог, легла радом и прижалась ко мне всем телом, крепко сжала в своих объятиях.

Ничего “такого” у нас не было. Она, по–моему, об этом даже и не думала. Я – тем более. Мне было не до этого, лихорадка время от времени возвращалась, крупная дрожь вновь начинала сотрясать тело, и девчонка тогда сильнее сжимала меня в объятиях, гладила, как маленького, по голове, успокаивала, нежно шептала что‑то на ухо. И снова и снова спасала меня, вытаскивала из бездны, из которой самому мне тогда нипочём было бы не выбраться…

Не знаю, сколько это продолжалось. Только перед самым рассветом, когда небо над кромкой леса побледнело, и ночной мрак стал растворяться, я наконец почувствовал, что ей удалось меня вытащить. Рядом с нами на пропитанной кровью земле лежал почти обезглавленный труп, но меня это уже не беспокоило. Лихорадка прошла, и я чувствовал только непомерную усталость, опустошённость. И благодарность к спасшей меня девчонке. Не было сил ни о чём думать, я ощутил, как налившиеся тяжестью веки непреодолимо смыкаются, и, уже проваливаясь в сон, успел спросить у девчонки, как её зовут. До этого я не сказал ей ни слова.

— Раина, – с радостным удивлением ответила она. Может быть, она уже решила, что я немой?

Потом она робко поинтересовалась, не соблаговолит ли благородный рыцарь назвать и своё имя. И, если это возможно, титул. Я, чувствуя, что засыпаю и никак не могу этому противиться, нашёл всё же в себе силы, чтобы “соблаговолить”.

— Максим… Рыцарь Лунного Света… — еле ворочая языком, пролепетал я первое, что мне пришло в голову.

Не знаю, почему я назвался тогда так напыщенно. Было ясно, что я попал в какое‑то средневековье, не учеником же 9–го “Б” класса киевской средней школы было называться! Где он, мой 9–й “Б”, где Киев, где вообще Земля? Если бы знать! А луна, полная луна – она была и здесь. Такая же почти, как в Киеве…

Назвав своё имя, “рыцарь Лунного Света” тут же провалился в глубокий сон.

Вернее – в Сон. Опять.

Мне снился Тайсон. Во Сне я опять дрался с ним, но дрался на этот раз насмерть. Потому что с Тайсоном была Люба. Она предпочла Тайсона. Потому что я не справился с устроенной проверкой, не стал драться за её любовь. А Тайсон – тот, дескать, готов драться за неё с кем угодно. И я, озверев, бросился на Тайсона.

Упорной драки не вышло. Тайсон рухнул при первом же моём натиске. И я с ужасом понял, что он умер. Что я убил его.

Люба, упав на колени, склонилась над мёртвым Тайсоном, её растрепавшиеся волосы закрыли ему лицо. И мне вдруг показалось, что убитый мной – вовсе не Тайсон. А кто?!

Люба подняла голову, повернула ко мне заплаканное лицо.

Это была не Люба!

Это была какая‑то чужая девушка, лишь слегка похожая на Любу. Раина?!

— Зачем ты убил его? Теперь мы тоже умрём!

Я вгляделся в лицо убитого. И похолодел от ужаса.

Вместо Тайсона на земле лежал мёртвый Олег. Не теперешний взрослый Олег Иванович, а пятнадцатилетний мальчишка. Но это был Олег!

У меня подкосились ноги, я рухнул рядом с Олегом. Сквозь плотно стиснутые веки хлынули слёзы. Кто‑то принялся вытирать эти слёзы, я почувствовал ласковые прикосновения к лицу чьей‑то мягкой ладони.

Открыв глаза, увидел склонившуюся надо мной Любу. Окончательно превратившуюся в Раину.

— Благородный Максим, рыцарь Лунного Света! Простите, что посмела потревожить ваш сон, но мне показалось, что вам снится что‑то очень плохое. И чтобы избавиться от этого кошмара, вам лучше бы ненадолго проснуться…

Я тупо вслушивался, и до меня постепенно доходило, что это уже был не Сон.

Я лежал голый в стогу, надо мной раскинулось небо чужого мира, рядом на коленях стояла Раина, чуть поодаль лежал её убитый обидчик. Ничем не похожий ни на Тайсона, ни на Олега.