Блюз перерождений - Майкл Пур

Пусть это тебя не заботит, говорили ему древние голоса. Есть и настоящие учителя. Продолжай искать.

– Хорошо, – смиренно отвечал Майло. – Стану искать.

Как-то раз Майло и Омпати несколько дней маршировали с могучей армией, обмениваясь шутками с солдатами и дивясь на громадных боевых слонов. На пятый день навстречу им стали попадаться обритые наголо люди, опоясанные оранжевыми кушаками, которые смеялись и махали проходившим солдатам.

– Пилигримы, – объяснил Омпати.

Чем выше поднималось солнце, тем чаще встречали они этих благочестивых безумцев.

– В этих местах проповедуют ученики Будды, – пронесся шепот по рядам воинов.

Вечером армия внезапно остановилась.

Подобно ветру разнеслись вести: не просто ученики Будды, но сам Будда! Он и его последователи встретились с армией на распутье, и армия остановилась, чтобы пропустить его.

– Не пойму, из-за чего столько шума, – сказал Майло.

– Возможно, его учения пока не достигли Мусы, – сказал Омпати, – но в иных краях его именуют величайшей из когда-либо живших душ. Говорят, он одолел царя демонов Мару в единоборстве, даже не поднимаясь на ноги. Просто коснулся рукой земли и победил Мару одной лишь целостностью.

– И что это значит?

– Не знаю. И никто не знает.

Следующим утром Майло и Омпати ждал неприятный сюрприз. Вдоль солдатских шеренг проскакали гонцы, выкрикивая сержантам приказы к построению. Вокруг царило возбуждение.

Сержанты, в свою очередь, вопили на подчиненных.

– Быстрее, марш, марш! – орали командующие.

Со всех сторон солдаты, слоны, колесницы и закованные в броню всадники двигались целеустремленно и воинственно.

– Думаю, здесь мы будем только мешать, – сказал Омпати.

И они отступили под защиту деревьев.

Вокруг стали падать стрелы. Одна вонзилась в землю прямо перед ними, оцарапав Майло лодыжку.

– Похоже, мы залезли в гущу битвы, – заметил Омпати.

Майло стал задыхаться. Волна жаркого красного ужаса накрыла его. Он знал наверняка, что обмочился. Перед ним и повсюду вокруг гремел боевой клич, слышались крики раненых и отрывистые отважные призывы.

Из кустов появились солдаты. Грозные злодеи в кожаных доспехах. Майло взвизгнул и бездыханный рухнул лицом вниз в кусты дикой малины. Теплый дождь.

Майло с трудом пришел в себя, с чувством, будто облит чем-то липким. Рядом кто-то шуршал травой. Приподняв голову и оглядевшись, он увидел стоящего над ним слона. Майло не испугался. С первого мгновения стало ясно, что слон не собирался причинить ему вред. Он выглядел печальным и растерянным и глядел на Майло как-то отрешенно.

– Господи, – прошептал Майло. Хобот слона был наполовину отрублен. Разбудивший его теплый дождь был кровавым туманом, образующимся при дыхании животного.

Одинокая слеза вытекла из громадного слоновьего глаза. Лес вокруг теперь больше напоминал степь. Повсюду сломанные деревья, растерзанные люди. Как там Омпати, подумал Майло. Соберись, скомандовали древние голоса. Майло выдернул саблю из пальцев мертвого воина и шагнул к слону. Тот сделал шаг навстречу. С тяжелым ворчанием слон опустился на передние колени. Майло погладил его по голове. И рассек слоновье горло. Фонтан крови омыл его. Слон захрипел, выкатил глаза и умер. Стали слышны птичьи голоса. И стоны раненых солдат. Майло почувствовал чей-то взгляд и медленно обернулся. Невдалеке, на невысоком пригорке, стояла фигура, вернее силуэт, отчетливо различимый в утреннем солнце.

– Это было милосердно, – произнес голос.

Майло кивнул. Он собирался ответить, но толком еще не отдышался.

Облако скрыло солнце, и Майло разглядел, что перед ним старик. Согнутый, как старая ива, с бородой, точно кнут. Как у большинства стариков, кожа его обвисла, но мышцы под ней скручивались упругими струнами. Порядком изношенная простая накидка-халат облегала его, как вторая кожа.

Поначалу Майло разглядел только убогого старика – пока внимание его не привлекли глаза. Просвечивают, как рентген, шепнули голоса. Майло не имел представления, что такое рентген (не в этой жизни), но смысл был очевиден. Взгляд старика пронизывал до самых костей и даже атомов, из которых они состояли.

– Намасте, – произнес Майло, кланяясь.

Старик поклонился в ответ.

Внезапный хор голосов раскатился от вершины холма.

– Бодхи! – кричали там на все лады. – Бодхи! Он здесь!

Взглянув в направлении шума, Майло увидел нескольких бритоголовых юношей в простых одеяниях, торопливо огибающих деревья и перепрыгивающих через мертвых и раненых.

– Ммммм, – проворчал старик. – Ну вот, началось.

Юноши окружили их небольшим запыхавшимся стадом.

– Все в порядке, – сказал им старик. – Мне выпал хороший день.

– Хороший или плохой, – возразил самый высокий в группе, – но вы не должны уходить, не предупредив досточтимого Ананду[6].

– Тссс, – сказал старик, наклоняясь над окровавленным солдатом. – Приносите пользу.

Он размотал свою накидку-халат, пока не остался в одном домотканом белье, и начал разрывать ее на полосы. Ученики его – а это были именно они, заключил Майло, – беспрекословно стали делать то же самое.

– Будда, – прошептал Майло.

Старик его услышал. И подмигнул на всепроникающий манер. Майло разорвал одежду на бинты и отправился в лес перевязывать раны.

Спустя какое-то время Майло оказался рядом со старшим учеником, носившим имя Балбир. Вместе они занялись разбивкой палаток на вершине холма – будущей основы полевого госпиталя.

Майло поинтересовался:

– Что означают твои слова о хороших и плохих днях для Будды?

– Мы не зовем его Будда. Это общее обозначение любого, достигшего просветления. Будда находится внутри каждого, нужно только до него добраться. Потому мы зовем его Бодхи. Мудрый. Учитель.

– А что насчет хороших-плохих дней?

Балбир вручил ему охапку хвороста.

– Приноси пользу.

Майло отправился кипятить воду.

Так вот, думал он, что значит быть врачевателем.

Он зажимал кровоточащие раны. Накладывал повязки из прутьев на скрюченные руки. Однажды даже пришлось отрезать гниющую ногу. Вычищал то, что требовалось вычистить. Как-то он увидел Учителя, выносящего из палатки бадью, полную дерьма, которую он опорожнил в собственноручно вырытую отхожую яму.

– Вот учитель, которого я искал, – сказал себе Майло – если только он меня примет.