Ваш выход, княжна - Лариса Шкатула
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Революция без жертв не обходится, – философски заметил человек, которого называли батькой. – Несчастный случай. Если и вправду артисты, мы своё революционное извинение принесём. Загладим, так сказать, вину.
Ольга не верила своим ушам.
– Как же её можно загладить, если человека нет?
– Все мы – смертные, – батька бесцеремонно оглядел девушку с ног до головы. – Как, говорите, загладим?.. Ваше имя, куда направляетесь?
– Наталья Соловьева, цирковая артистка. А направляемся мы в Мариуполь.
– Загладим мы вину тем, господа артисты, что до Мариуполя дадим вам провожатых. У вас один товарищ погиб? Зато другие останутся целы, что без нашей помощи вряд ли случится… Да, а Мишку к знахарке отвезите, на хутор. Пусть травами отпоит, а то эдак скоро на своих начнет кидаться!
Он хотел погладить по голове безутешно рыдающего Альку, но, встретив его сумасшедший взгляд, на полпути отдёрнул руку.
– За что немцы вас арестовали? – обратился он к Герасиму, решив, что тот – за главного.
Герасим привычно вытянулся перед атаманом, но в груди у него появился противный холодок: ну, как батька вспомнит служившего у него матроса. Обвинение в дезертирстве, – и ему не сносить головы! Но атлет зря опасался: в последний год перед батькой прошло великое множество людей. В довершение ко всему, матросская форма так же меняла облик человека, как и цирковая атласная рубаха.
– Немцы поначалу арестовали нас просто для проверки, а потом…
– Давай, не стесняйся, мне, как и попу, можно рассказывать все, батька в упор посмотрел на Герасима маленькими проницательными глазками, и, надо сказать, взгляд его проникал в самую душу.
Впрочем, Герасим намеренно шел ва-банк.
– Потом они нашли у нас револьверы. Директор пытался разъяснить, Герасим кивнул на распростертое тело Аренского, – что они нужны нам для номера, но ему не поверили.
– Для какого же номера? Мне тоже интересно.
– Стрельба по мишени. С завязанными глазами. У нас… Наталья Соловьева стреляет.
– Женщина-амазонка? – батька однако был начитанным. – А на вид просто интеллигентная барышня. Что ж, посмотрим. Если… номер понравится, вы – свободны. И оружие дадим, какое захотите. Революция – не против искусства!
Раненая кашлянула, глубоко вздохнула и открыла глаза. Таких глаз хлопец ещё не видел: они были не светло-голубые, как у Юлии, а темно-синие, как колокольчики на хуторском кладбище. Увидев склонившегося над нею Яна, она не испугалась, не вздрогнула и даже, кажется, не удивилась.
– Ты кто, архангел Гавриил?
– Архангел Ян, – тоже пошутил он.
– А разве есть архангел с таким именем?
– Раньше не было, теперь есть. Я – новенький, меня ещё не все знают.
Но тут она что-то вспомнила, и улыбка сползла с её лица.
– Постой, меня, кажется, ранило?
– Ранило. И ты упала.
– Упала, – медленно повторила она. – Значит, ты всё знаешь?
– Наверное, раз я тебя перевязывал.
– Ты – санитар?
– Нет, я случайно здесь оказался.
– И меня никто не искал?
– Думаю, просто некому было, – опрометчиво брякнул Ян. – Если не считать тех, кто за вами гнался. Один из них вроде интересовался. Даже мечтал вернуться, посмотреть, насмерть тебя или нужно дострелить.
Она заплакала, не приняв шутки.
– Отец! Значит, его убили!
– Ну, с чего ты взяла, – неуклюже стал успокаивать её растерявшийся юноша. – Мало ли, может, наступление началось, и он прорваться не может…
– Ты его не знаешь, – она ещё раз всхлипнула и перестала плакать. – Если бы он был жив, его бы ничто не остановило. Через все преграды прорвался бы, а за мной приехал!
– Слезы вытереть? Остался ещё кусок твоей рубашки.
– Ты разорвал мою рубашку?
– Разорвал. Раны положено перевязывать, а у меня под рукой больше ничего не было.
– Господи, – она покраснела, – что же ты ещё видел?
– Ничего такого, чего нет у других. Или ты бы предпочла истечь кровью?
– Почему ты все время ехидничаешь?
– Ты первая начала.
– А тебя действительно звать Яном?
– Конечно, зачем мне чужое имя?
– Ну, сейчас многие скрываются.
– Представляешь, я знаю одну девушку, которую почему-то звали Сережкой.
– Слишком много знаешь, – проворчала она и попросила: – Ян, помоги мне подняться.
– Зачем? Тебе нельзя подниматься, откроется рана.
– Какой ты непонятливый! У каждого бывают минуты, когда нужно ненадолго выйти.
– Хорошо, я отнесу тебя… за стог.
– Еще и подержишь, как маленькую.
– И ничего страшного не случится. Смотри на меня, как на врача.
– Ну да, рану перевязал – сразу другим стал. Теперь ты не мужчина, а евнух из гарема.
– Я не просто перевязал рану, я вытащил пулю. Хочешь поглядеть?
Ян вынул из кармана пулю, которую было выбросил, а потом еле нашел в стерне, и протянул девушке на ладони. Она вздрогнула. И тронула свинец пальцем: в крови! Будто своей смерти коснулась. Холодок даже по сердцу прошёл. Юноша отвлек её от мрачных мыслей.
– Попробуем подняться. Бери меня правой рукой за шею. Крепче. Так. Теперь я смогу взять тебя на руки. Что? Оставить тебя одну? А если ты упадёшь?
– Придешь и поднимешь, – хмыкнула девушка. – А пока я попробую сама.
Она покачнулась.
– Иди-иди, это ничего, от потери крови слабость. Врач! Если уж совсем меня скрутит, никуда не денешься, позову…
Ян привалился с другой стороны к стожку и слушал, как она, постанывая, расстегивает галифе. Потом она позвала.
– Ян, помоги!
Хлопец поспешил к ней. Девушка привела в порядок одежду и полулежала в изнеможении на том же стожке.
– Тебе плохо?
– Уже проходит. Вдруг в глазах потемнело. Отнеси меня, пожалуйста, на место.
– Как врача меня ты принимать не хочешь, а как перевозчика – не возражаешь? Не стесняйся. Ты, Сережа, девушка легкая, так что носить тебя одно удовольствие.
Ян уложил её на импровизированную лежанку.
– Меня звать Марго, – улыбнулась она его заботливости. – Хороший ты парень, Янек. Мне повезло. Ухаживаешь за посторонним человеком, как за любимой сестрой или… любимой девушкой.
– Жалко, но я не знаю, что чувствуют к любимой сестре, её у меня никогда не было.