Дети сектора - Виктор Глумов

Генерал движением головы указал на дверь, кивком поблагодарил, отключил микрофон и сказал:

– Красницкий, проводи наших гостей, обеспечь их ночлегом и ответь на все вопросы.

Росс вылетел за дверь, следом вышла Яна с братом и Красницкий. Росс наконец спросил:

– Что творится в мире, полковник? Этот вопрос меня с самой Москвы гложет.

– Может, вы сначала помоетесь? – вздохнул полковник – незапоминающийся, усредненно-серый мужчина с водянистыми глазами чуть навыкате.

– Ну уж нет!

– Ладно. Идемте, покажу.

Из конференц-зала потек густой бас генерала, перемежаемый лепетом профессора. Красницкий на ходу говорил:

– Этим у нас Остафьев заведует, я могу и обмануть.

Кабинет Остафьева находился в противоположном конце коридора. Вдоль стенок высились приборы, за их нагромождениями Росс не сразу заметил человека за старинным устройством со множеством тумблеров. Всю стену, противоположную двери, занимала карта мира, некоторые столицы мигали голубым.

Хозяин кабинета был в наушниках и не сразу заметил гостей. Наконец он выпрямился и пожаловался, не здороваясь:

– Пять минут назад оборвалась связь с Веной.

Росс подвинул хозяина кабинета и с замирающим сердцем шагнул к карте. В Африке синим мигали Касабланка, Луанда и Кейптаун. В Южной Америке – Сантьяго, Лима, Каракас, Кито, крупные бразильские города Куритиба и Гояния. Цивилизованная Северная Америка пребывала во мраке, лишь на юге мигали Гавана, Гватемала, Манагуа и мексиканские города Монтеррей и Мерида. В Европе держался Дублин и Рейкьявик, зато в Азии потухли только Бангкок, Пекин, Токио, Сеул, Пхеньян и Анкара. Австралия и Зеландия держались.

Словоохотливый Остафьев обрушил на Росса поток информации:

– Вот всегда знал, что прививки – зло. Посмотри, – он похлопал по территории Соединенных Штатов длинной, будто мумифицированной рукой, – вот каким боком нам вылезла их цивилизованность! В мусульманских странах ведутся жестокие бои. Там такая резня, что у-у-у, но на них надежды нет, там никакого порядка. Людьми-то остались кто? Дикие радикалы, олигархи биотиновые все тю-тю. Там, где у пиндосов нет интереса, видишь, друг? Все светятся!

«Хана, – подумал Росс, сел на груду хлама и сжал виски. – Устояли самые слабые, к утру ситуация ухудшится: вновь обращенные присоединятся к зомби и сковырнут с лица земли останки человечества. В таком составе мы продержимся в лучшем случае три-четыре дня…»

А Остафьев все продолжал разоряться, топорща седые усики над безгубым ртом:

– Не надо было Союз разваливать! Я в Союзе родился, между прочим. Правда, плохо его помню. Был бы Союз, никто бы в тот Сектор не шастал и не колол бы биотин. Прежде разобрались бы, что к чему. Вот они, ценности пиндосячьи! Цивилизованность ихняя!..

– Да при чем тут американцы? – устало проговорил Росс, вставая. – Сектор-то у нас, в России.

Красницкий, понурившись, топтался у выхода. Яна завороженно смотрела на карту, опираясь на брата. Когда Росс встал, полковник оживился:

– Идемте, я покажу, где вы пока поживете. Уж извините, условия у нас не очень, сами понимаете…

– Можно сначала в душ? – попросила Яна траурным голосом. – Хоть из шланга облиться, а то мы как свиньи.

Решили, что в душ первой пойдет девушка. Душевых кабинок в туалете было целых две. Яна сбросила грязную майку, стянула камуфляжные штаны, разулась, задернула штору и подставила лицо холодным струям. Так бы и сидела тут вечно, потому что над городом смерть занесла косу и ждет, улучает момент. Гибель – дело времени.

А здесь прохладно и чисто, шум воды заглушает чужие голоса и торопливые шаги. Не желая покидать убежище, Яна еще раз намылилась и смыла пену. Рука потянулась к крану. Все. Добро пожаловать в реальность, будь она неладна!

Девушка вытерлась куском полотенца неопределенного цвета. Снова надо надевать грязное тряпье, а волосы… Яна запустила пятерню в спутанные патлы. Хоть постригайся. Налысо брейся! Кому есть дело до красоты, когда через пару дней подыхать? Действительно, почему бы и нет? Она покосилась на забытую кем-то бритву.

В дверь постучали. Ну да, ну да, тут же еще писсуаров рядок. Одевайся, бери себя в руки и иди спать. Утро вечера мудренее. Но что ни день, то ближе к смерти, особенно сейчас.

Постучали настойчивее.

– Все, иду уже! – крикнула Яна, натянула носки и поплелась в незашнурованных «берцах».

Ее ждали Росс и Димка.

– Иди, Цыпленок, а я покажу Яне, где чего.

Росс умел держать себя в руках. Он казался невозмутимым, лишь у бровей залегли вертикальные морщины – взгляд, как у профессора, продумывающего доказательство гипотезы. Так Яна представляла английских аристократов: высокий лоб, ясные широко распахнутые глаза, светло-каштановые волосы и красивые руки.

– Я ведь тебя знаю, Яна. Точнее, знаю твоего отца, Ивана Венина. Я приходил к вам поиграть в теннис и подумал еще, что обязательно надо с тобой познакомиться, – он усмехнулся. – Вот, сбылось. Правда, я не узнал тебя сразу.

Яна напрягла память, пытаясь вспомнить Росса, и не смогла. К отцу часто приходят чужие. К тому же она тогда была влюблена в Юрку, и остальные мужчины для нее не существовали. А зря! Полгода жизни потратила на урода, и замуж бы вышла, если бы не зомби-муви. Она сунула руку в карман и сжала коробочку с кольцом, вынула ее, раскрыла и хмыкнула:

– Еще бы, такое чучело, а на голове – гнездо вороны. У тебя расчески нет случайно?

– Все менты забрали, – пожаловался он.

Поднялись по лестнице на второй этаж, Росс все косился на кольцо, спрашивать не решался, думал, наверное, что это память о погибшем. Яна сказала сама:

– А я вот замуж собиралась. Мне предложение сделали. А потом из машины зомбям вышвырнули. Находясь в здравом уме и твердой памяти… Познакомиться хотел! Тогда у тебя не было шансов.

– А сейчас? – улыбнулся Росс, и в глазах его зажегся огонек.

В ответ Яна улыбнулась широко и открыто:

– Сейчас шансов нет ни у кого. Перед смертью не натрахаешься – раз, а два – ты весь в грязи и кровище.

Он рассмеялся, открыл один из кабинетов и щелкнул выключателем:

– Злая ты.

Суда по портрету Президента на стене и торжественности обстановки, не так давно в этом кабинете сидел какой-то начальник. Сейчас же стол красного дерева задвинули в угол, а поверх зеленого ковра постелили спальники. Четыре штуки. Значит, профессор пока поживет здесь же. Конференц-зал находился неподалеку, и оттуда тек густой бас генерала Баранникова.

– Устраивайся, я выключу свет.

– Да иди уже. Иди, чего смотришь?

– На всякий случай спокойной ночи.

Дождавшись, пока он уйдет, Яна стянула штаны и легла в одной майке. Едва она коснулась головой подушки, как веки сомкнулись. Разум же продолжал бодрствовать, раскручивать разные сценарии, лихорадочно думать, что же делать дальше. По ту сторону сомкнутых век мигали синие кнопки столиц.