Буду твоим единственным - Джо Гудмэн

– Милорд, – улыбнулась она, – позвольте представить вам мужа Элизабет, графа Нортхэма.

– Я знаю, кто он, – отозвался Роузмонт с некоторым раздражением. У него был звучный голос с басовитыми нотками, поднимавшимися откуда-то из глубины его могучей груди.

– Ах да, конечно, – невозмутимо отозвалась Изабел. – Вы ведь встречались раньше, не так ли? По-моему, ты говорил, что в «Уайтсе». И разумеется, в парламенте, в связи с вашей государственной деятельностью. В таком случае вы не нуждаетесь в представлении Тогда я прикажу подать чай. – Извинившись, она прошествовала к звонку, чтобы вызвать прислугу.

– Нортхэм, – произнес Роузмонт натянутым тоном.

– Милорд, – ответствовал Норт, склонив голову из уважения к Элизабет.

Уильям Роузмонт смерил своего зятя взглядом, каким обычно осматривал лошадей. Его карие глаза, такие темные, что казались черными, оставались непроницаемыми.

– Итак, вы женились на ней.

– Да.

Роузмонт издал неопределенный звук.

– И конечно, вы уже успели с ней переспать?

– Отец! – Элизабет вскочила со своего стула, словно ядро, выпущенное из пушки.

– Уильям! – изумленно воскликнула Изабел.

Только Норт хранил молчание, скрестив взгляд с Роузмонтом. Женщины, затаив дыхание, наблюдали за ними. Наконец отец Элизабет отвел глаза и взглянул на жену.

– Просто я слышал, что он предпочитает общество своих приятелей, – пояснил он. – Они даже придумали себе какое-то дурацкое название. Судя по их выходкам, у всей четверки не больше мозгов, чем у одного полоумного. – Он снова обратил свой взгляд на Нортхэма: – Что скажете, сэр? Вы содомит?

– Уильям! Достаточно!

– Прошу тебя, отец.

Нортхэм, сообразив наконец, что побудило его тестя задать свой первый вопрос, расхохотался. Роузмонт снова что-то буркнул и сделал в сторону Нортхэма жест, видимо, означавший, что дальнейшие опровержения не требуются.

– В таком случае вы сумасшедший.

Это замечание исторгло из глаз Норта слезы смеха. Он протянул руку к Элизабет, которая вложила в его раскрытую ладонь платок. Он быстро вытер глаза, но на то, чтобы окончательно успокоиться, потребовалось значительно больше времени.

– Мои друзья будут в восторге от вашей шутки, – проговорил он наконец. – Мне не терпится рассказать им, что мой тесть обладает редким чувством юмора.

– Хм…

– И красноречием, с каким он выражает свои мысли.

– Думаю, вы слишком много себе позволяете.

Изабел всплеснула руками.

– Достаточно, Роузмонт, лучше сядь. – Она указала на массивное кресло с подголовником, успевшее за долгие годы принять очертания крупной фигуры ее мужа. – Элизабет. Милорд. Прошу вас, располагайтесь на софе.

Норта весьма заинтересовало, что никто не стал спорить. Все послушно сели, подчинившись особе, которая казалась наименее способной из всех присутствующих отдавать приказы.

Леди Роузмонт удовлетворенно кивнула и, услышав стук в дверь, оглянулась.

– А вот и чай. Он поможет нам всем успокоиться. – Повернувшись спиной к собравшимся, она вполголоса добавила: – Иначе мне придется добавить в чайник опиум.

Если чаепитие и не успокоило их, то по крайней мере перевело разговор в более цивилизованное русло, без пикировки и взаимных подначек. Изабел умело направляла беседу, расспрашивая Элизабет о ее свадебном платье и украшении церкви. Элизабет подробно рассказала о церемонии, не упомянув о присутствии полковника и пари между графиней и приятелями Норта. К первому Нортхэм был готов, а за второе он был ей благодарен. Он мог вытерпеть все, что бы ни сказал Роузмонт лично о нем. Но оскорбительные замечания в адрес его матери могли бы привести к тому, что он сорвал бы со стены какой-нибудь экспонат из коллекции оружия хозяина дома и воспользовался им по назначению.

Не подозревая о причинах интереса, с каким Норт поглядывал на обоюдоострый кельтский меч, Изабел втянула его в разговор, попросив рассказать о приеме, устроенном Баттенбернами. Она выглядела искренне заинтересованной, но Нортхэм не сомневался, что ее мужа это вовсе не интересует. Участие Роузмонта в беседе сводилось к кратким ответам на прямые вопросы, обращенные непосредственно к нему.

Когда с чаем было покончено, а пирожные остались практически нетронутыми, дамы удалились в другую комнату, чтобы обсудить свои женские дела.

Не успели за ними закрыться двери, как Роузмонт поднялся:

– Мне нужно выпить. Составите мне компанию?

Судя по тону, это было не столько предложение, сколько приказ.

– Виски, если можно.

Роузмонт кивнул. Он подошел к резному буфету, взял графин и плеснул виски в два хрустальных бокала. Протянув один из них Нортхэму, он несколько мгновений испытующе смотрел на него, затем сделал глоток из своего бокала.

Нортхэм иронически выгнул бровь.

– Желаете что-нибудь сказать?

– Вы – болван.

– За последний час я здорово вырос в ваших глазах. Раньше я был извращенцем, теперь стал болваном.

Роузмонт вернулся на свое место.

– Вы, должно быть, заметили, что я весьма снисходительно отношусь к своей жене. Не думайте, что это распространяется на кого-либо еще.

Нортхэм коротко кивнул, принимая его слова к сведению. – А вы, со своей стороны, постарайтесь впредь не оскорблять меня в присутствии моей жены.

Граф никак не отреагировал на это заявление.

– Почему вы женились на моей дочери? Только, ради Бога, не пытайтесь уверить меня, что сделали это, чтобы спасти ее репутацию. Элизабет невозможно скомпрометировать. Из ее писем я понял, что она сама проявила инициативу, желая защитить вас от ложного обвинения. Это правда?

– Да.

Роузмонт прикрыл глаза и потер переносицу. Он выглядел гораздо старше своих сорока восьми лет.

– Видит Бог, она всегда была своенравным ребенком. – Он опустил руку и взглянул на Нортхэма. – Вам придется держать ее в ежовых рукавицах. В детстве я слишком мало уделял ей внимания, передоверив воспитание дочери своей первой жене. Боюсь, Кэтрин избаловала ее. Когда я увидел, в кого она превратилась, было слишком поздно. Я снова женился, но Белл была слишком молода, чтобы воспитывать Элизабет. К тому времени, как я это понял, они успели подружиться.

Неудивительно, подумал Нортхэм. Изабел была лет на шесть-семь старше падчерицы и лет на пятнадцать моложе своего мужа. Даже если предположить, что она не питала любви к Роузмонту в начале их брака, вполне возможно, что сейчас все изменилось. Что до самого графа, едва ли он способен проявлять снисходительность к кому бы то ни было, включая собственную дочь. Из чего следовало, что он без ума от своей Жены.