Звонок-3 - Кодзи Судзуки

И снова ответил сам Эллиот:

— Там большая пустота.

Итак, Каору сейчас пребывает между пустотой и толстым слоем воды. Это кое-что проясняло.

Если то, что говорит Эллиот, правда, то сила притяжения здесь должна иметь довольно низкий показатель. Показатель был бы высоким, если бы под этим местом залегали тяжелые породы, и, наоборот, низким, если бы там находилось что-нибудь легкое. Наличие же под ногами абсолютно пустого пространства было вполне убедительным объяснением минусового показателя.

Но все же Каору никак не мог в это поверить. Действительно ли он пришел куда хотел? Но если это и в самом деле то место, которое обозначено на карте как точка фантастически низкой магнитной аномалии и в которое он стремился, то нечего и удивляться тому, что Эллиот знает его имя.

«Старик намекает, что здесь притяжение слабее, чем где бы то ни было. Кроме того, он заранее предугадывал все мои действия!» В крайнем смятении Каору оперся рукой о стену, чтобы не упасть.

— Вы, видимо, знали, что я сюда приду? — Вот все, что с трудом смог выдавить из себя Каору. Он дышал тяжело и отрывисто, каждый вздох давался ему с трудом, воздуха не хватало.

Эллиот подхватил своей большой рукой готового рухнуть Каору и с сочувствием в голосе сказал:

— Да, я знал, что ты придешь.

У Каору снова начался жар, все тело пылало.

— Ты только не подгадал с этим жутким дождем...

Каору уже не мог понять, холодно ему или жарко. Жар сменился ознобом. Ноги не держали его. Он уже с трудом разбирал, что говорил ему старик.

Освободившись от руки Эллиота, он попытался добраться до кровати, но свалился по дороге.

В следующие три дня основным занятием Каору было восстановление собственных сил. Если бы тогда в пустыне не полил этот треклятый дождь, ему, возможно, не позволили бы столько времени тратить попусту. По крайней мере, он понял это по интонации Эллиота. Он получит ответы на многие свои вопросы, как только восстановит силы.

Наконец за Каору, которому так толком и не объяснили, куда он попал, начали ухаживать.

Временами в комнату заглядывал Эллиот, но постоянно за состоянием здоровья пациента наблюдала медсестра Хана[9].

Ее имя понравилось Каору. Когда он спросил, как ее зовут по-настоящему, она улыбнулась:

— Зовите меня так.

Хана.

Имя напомнило ему о маленьких цветах, распускавшихся на полях. К тому же оно в точности соответствовало внешности медсестры.

Когда фигура Эллиота пропадала из поля зрения и в комнате оставалась одна только Хана, Каору забрасывал ее вопросами.

Что это за организация?

Что за человек Эллиот?

Какие цели вы преследуете?

Он задавал все новые и новые вопросы и, возможно, был даже чересчур настойчив. Однако Хана только молча улыбалась, качала головой и ничего не отвечала.

И лицом и телом она была совсем как ребенок. При росте немногим более ста пятидесяти сантиметров у нее были пухленькие щечки и большие круглые глаза. Если бы она распустила волосы и перестала убирать челку со лба, то выглядела бы более взрослой. Из-за гладкого выпуклого лба, делавшего ее излишне инфантильной, трудно было понять ее настоящий возраст. Грудь тоже была маленькой, как у девочки-подростка, но, возможно, она и не станет развиваться дальше. Однако маленькая грудь очень шла к аккуратному личику восточного типа.

Поначалу детская внешность Ханы ввела Каору в заблуждение. Удивленный и раздосадованный ее молчанием, он полагал, что она не отвечает, поскольку ей самой ничего не известно, и принимал ее невинное выражение за признак неведения.

Однако за детской внешностью Ханы скрывались недюжинные способности. Через некоторое время Каору привык к ней. А то, что она всегда была под рукой, оказалось совсем не лишним.

Хана ставила Каору капельницы, под ее руководством он принимал антибиотики, она следила, чтобы он высыпался.

Она работала в полном молчании. Все ее действия выглядели излишне расторопными. Это из-за того, подумал Каору, что она хочет поменьше его касаться. То, что она отлично справлялась со своими задачами, Каору отнес на счет ее опытности, но в ее руках, касавшихся его тела, была заметна неуверенность. В том, что она тайком поглядывала на него, как будто рассматривала что-то необычное, тоже чувствовалась определенная неестественность. Это все больше привлекало внимание Каору.

С момента, как он впервые увидел Хану, прошло два дня. Почувствовав, что медсестра сейчас войдет в комнату, Каору притворился спящим, а сам стал смотреть сквозь чуть приоткрытые веки. Хана, торопливо меняя емкость капельницы, бросила на него полный любопытства взгляд. Так обычно смотрят на что-то пугающее. С другой стороны, в этом взгляде был заметен интерес.

Сменив капельницу, Хана укрыла Каору одеялом и с опаской поглядела на него. Она, без сомнения, была уверена, что он спит. Только притворившийся спящим Каору все еще думал, что она за ним следит.

Он резко открыл глаза и схватил Хану за руку. Он не хотел ее пугать, но она закричала. Крик застрял где-то в горле, и наружу вышло только сиплое «А-а!».

— Почему вы смотрите на меня как на привидение? — медленно, делая ударение на каждом слове, спросил Каору.

Желая прежде всего успокоить его, Хана свободной рукой схватилась за щеку и даже не пыталась сопротивляться. Она не выдирала руку и не морщила лицо. Подавив крик, она удивленно уставилась на Каору. Ее испуганное миловидное личико действовало успокаивающе.

— Я хочу знать, почему вы на меня так смотрите? — повторил свой вопрос Каору.

Хана печально опустила взгляд.

— Простите, — ласково сказала она.

На вопрос Каору она так и не ответила. Это «простите» можно было понимать двояко. Как «простите за то, что я смотрела на вас как на привидение». Или «простите, что ничего не могу вам ответить». А может, тут были оба этих смысла.

Каору отпустил руку.

Хана выполняла обязанности медсестры. Вести посторонние беседы ей было запрещено. Отвечая на вопросы Каору, она могла бы невольно выдать лишнюю информацию. Однако, понимая чувства молодого человека, она решила отступить от правил.

Несмотря на то что Каору отпустил ее руку, она продолжала стоять у его кровати.

— Вам не тяжело говорить? — Выполняя профессиональный долг, она прежде всего спросила пациента о состоянии его здоровья.

— Да не особо, а поговорить очень хочется.

— Ну, хорошо, расскажите о себе.

— О себе? Что?

— Ну-у, скажем, с самого рождения до сегодняшнего дня. Абсолютно все.