Темные воды - Кодзи Судзуки

Всякий раз, когда ее сын и его домашние приезжали из Токио повидаться с ней, Кайо рано поутру отправлялась на прогулку со своей маленькой внучкой Йоко. Они всегда шли в одном и том же направлении — к мысу Каннон, восточной оконечности полуострова Миура. Это было как раз подходящее расстояние для прогулки: дорога к мысу и обратно домой составляла меньше двух миль.

Когда они стояли на обзорной площадке, устроенной на мысе, откуда открывалась широкая панорама морских берегов, Йоко то и дело указывала на какие-то заинтересовавшие ее детали, возбужденно дергая бабушку за руку и забрасывая ее вопросами. Кайо терпеливо отвечала Йоко приехала днем раньше — у нее были летние каникулы — и собиралась остаться еще на неделю. Перспектива провести время с внучкой очень веселила сердце Кайо.

Дальняя часть Токийского залива за индустриальным районом Токио-Йокогама была скрыта туманом. Редко удается ясно разглядеть весь залив, потому что он больше, чем думают. Напротив, горы полуострова Босо как будто внезапно возникали над протокой Урага, и высокий, ясно различимый хребет тянулся, извиваясь змеей, от горы Накагири до горы Кано.

Йоко прогуливалась вдоль ограждения, разведя руки так, будто она пыталась что-то схватить. До полуострова Футцу, чей длинный, пологий мол виднелся с той стороны залива, казалось, можно дотянуться.

Воображаемая линия, соединяющая полуостров Футцу и полуостров Каннон, была порогом Токийского залива, и поток торговых кораблей шел, пересекая ее, двумя аккуратными колоннами — туда и обратно — по водному коридору. Йоко махала рукой сухогрузам, которые отсюда, с площадки, где они с бабушкой стояли, казались совсем игрушечными.

Прилив внезапно разрывал линию судов, и вода местами шла полосами. Прилив приносил воду из открытого моря, а в часы отлива уровень воды опускался. Может быть, именно поэтому все обломки, какие были в Токийском заливе, прибивало волной, говорят, к полуострову Каннон и полуострову Футцу. Если Токийский залив был огромным сердцем, то полуострова были как клапаны, фильтрующие морскую воду, поступавшую сюда с мягким пульсом приливов и отливов.

Но это была не просто циркуляция моря. Реки Эдогава, Аракава, Сумида и Тама приносили в Токио свежую кровь, как толстые артерии. Самый разный мусор плескался у берегов — от старых автомобильных шин, ботинок и детских игрушек до остатков покореженных рыбацких судов и деревянных дверных табличек, на которых значились адреса далеких отсюда мест — вплоть до самого Хачиодзи. Некоторые вещи вообще непонятно как оказались в море — кегли для боулинга, инвалидные кресла, барабанные палочки, женское белье...

Йоко перевела взгляд на мусор, болтающийся среди волн.

Этот мусор мог поразить воображение посетителя пляжа. Мотоциклетные покрышки порождали в сознании диковатую картину: кто-то едет на мотоцикле прямо в море. А пластиковая сумка, полная использованных шприцев, навевала криминальный запашок. У каждой вещи была своя история, которую она могла бы рассказать. Но если тебя особенно заинтересует какая-нибудь вещица и ты подойдешь к ней через пляж — лучше ее не трогать, потому что, как только ты возьмешь ее в руки, она начнет исповедоваться. Хорошо, если эта история согреет сердце, но если от нее кровь стынет в жилах — вещь уже никогда не будет прежней.

Особенно если ты любишь море, надо быть осторожным. Ты можешь поднять нечто напоминающее резиновую перчатку и обнаружить, что на самом деле это отрезанная рука. Такие штуки навсегда внушат тебе отвращение к пляжам. Это ощущение — что ты находишь на берегу отрезанную руку — не так-то легко позабыть.

Кайо излагала подобные истории, только чтобы напугать свою внучку. Всякий раз, когда Йоко просила рассказать какую-нибудь страшилку, Кайо заводила повествование об очередной вещи, прибитой волнами к берегу.

Девочка на утренней прогулке постоянно просила поведать новую страшилку, но у Кайо историй в запасе было с избытком. С тех пор как она впервые подобрала нечто в таком роде в море двадцать лет назад, ее воображение только разыгрывалось. Сейчас она с легкостью превращала каждую деталь этой мусорной кучи в тему для очередной странной сказки из вымыслов, которые без числа рождал этот морской берег.

— А бывают здесь какие-нибудь сокровища? — Йоко хотела знать, не прибило ли к берегу чего-нибудь поинтереснее, может быть, какой-нибудь вещи из дальних стран, вместо этого жуткого мусора.

Суда всех родов, от лодочек до гигантских пароходов, деловито, узкой линией входили в залив. «Почему время от времени из капитанской каюты не падает в воду горсть драгоценностей?» — подумала Йоко.

— Я так скажу: мне самой их находить не приходилось, — двусмысленно ответила Кайо.

— А может, мне удастся? — Хотя Йоко толком не знала, что это именно за сокровища, но ей ужасно хотелось завладеть ими.

— Я могла бы дать их тебе, если... — ответила Кайо, намекая, что это не просто так, а на каком-то условии.

— Если?..

— Если ты всю неделю, каждый день будешь ходить со мной на прогулки.

— Конечно буду!

— Тогда ты получишь свое сокровище утром на следующий день, как только вернешься в Токио.

— Обещаешь?

Чтобы скрепить свое соглашение, они поклялись одной популярной детской клятвой. Может быть, Йоко не понравится сокровище или она вовсе не согласится признать его сокровищем. Чтобы быть уверенной, что девочка не сочтет себя обманутой, Кайо должна была рассказывать все новые истории, пока обстановка, в которой рождались эти слова, не запечатлеется во всей своей яркости в сознании Йоко.

Для Кайо очевидна была одна вещь: в той долгой жизни, которая предстояла Йоко, сокровище это однажды приобретет свою истинную цену.

Решив выпить воды из-под крана, Ёсими Мацубара сжала стакан, посверкивающий в свете, заливавшем кухню. Поднеся его к глазам, она разглядела крошечные пузырьки. Между ними вплетены были, так сказать, бесчисленные частицы грязи, принесенные водой или поднявшиеся со дна стакана Она задумалась, прежде чем сделать второй глоток, и, скорчив гримасу, вылила воду в раковину.

Здесь у воды был другой вкус. Прошло уже три месяца, с тех пор как она переехала из наемного домика в Мусасино в семиэтажный многоквартирный дом на насыпной косе, но все не могла привыкнуть пользоваться водой из-под крана Она, давясь, потягивала эту воду, но странный хлорный привкус почти всегда мешал ей допить.

— Мам, можно я устрою фейерверк? — Это ее дочка Икуко — сейчас ей было шесть лет — кричала с софы из гостиной. Она сжимала в руке связку миниатюрных петард, которыми ее детсадовская подружка любезно с нею поделилась.

С трудом различая голос дочери и держа пустой стакан, Ёсими представила, что эта вода текла сюда из самой реки Тон. И когда она попыталась представить себе этот путь, поражаясь тому как эта вода не похожа на ту, что была дома, в Мусасино, ей представилась смолисто-черная грязь. Она не знала точно ни когда была насыпана эта коса, ни как проложены водопроводные трубы между островами. Но она знала благодаря карте Токийского залива, что земли, на которой она живет, в конце двадцатых годов еще не существовало. От мысли, что непрочный фунт под ее ногами покрывает собой отходы жизнедеятельности нескольких поколений, рука, сжимавшая стакан, опустилась.