Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости - Николай Коняев

И поставлял хлеб Хабаров в Якутск. Широко вел хозяйство в деревне на Киренге, прозванной местными жителями Хабаровкой. До амурского похода дважды разоряли Хабарова воеводы, теперь – только бы тыщу пудов поставлял! – никто уже не чинил препятствий.

Мирно трудился он. Иногда отрывался от работы, прислушиваясь, как поют за рекой:

Потирал тогда Ерофей Павлович свой заросший диким мясом шрам от китайской сабли, оставшийся на лице. Про него была сложена эта полюбившаяся сибирякам песня, про хабаровских казаков, за снаряжение которых до сих пор рассчитывался Ерофей Павлович.

Неведомо, удалось ли ему рассчитаться с казной.

Зато точно известно, что еще при своей жизни он наделил хозяйством сыновей и внуков, что построил Ерофей Павлович Троицкую церковь в соседнем Киренском монастыре, которому и оставил после смерти на помин себя да жены своей Василисы и родителей деревню Хабаровку…

Судьба землепроходца Ерофея Хабарова назидательна.

Но разве есть в жизни, творящейся по воле Господней, что-либо лишенное поучительности?

Ни Дежнев, ни Хабаров, ни Поярков, ни Стадухин не знали в подробностях того, что происходило на западных рубежах государства, да, может быть, и не думали об этом, занятые своим делом.

А делом их было отнюдь не присоединение новых земель.

Конечно, каждому, кто отправлялся в неизведанный путь, давался наказ: «Смотреть накрепко… и расспрашивать про те реки подлинно, как те реки словут и отколева вершинами выпали и… пашни у них (местных жителей) есть ли и хлеб родица ли».

Но это попутно, а прежде всего казаки должны были думать о промысле пушнины. Только в 1626 году вышло на промысел по Тунгускам более полутысячи человек. Каждый промысловик добывал за сезон до трехсот соболей.

Соболиный промысел приносил огромный доход. Только в Ленском остроге десятинная казна, поступавшая целиком в собственность царя, составила в 1638–1641 годах более двенадцати с половиной тысяч соболей, а всего мехов было вывезено из этого острога за два с половиной года на 200 тысяч рублей.

И кто знает, не эти ли «соболиные» деньги и помогали содержать армию, заслонявшую западные и южные рубежи государства?

Получалось, что землепроходцы, поднимавшиеся по «соболиным» рекам, не только продвигали к океану восточную границу, но помогали удерживать и западный рубеж.

Мутнеет в ледоход вода в реке, а к июню она становится совсем черной, и только в августе, если вода не прибывает из-за дождей, видно становится запущенную снасть…

И так из года в год.

Сходно с человеческой жизнью совершается течение реки, берущей свой исток в окружающих Байкал горах, а далее рассекающей всю Сибирь, чтобы восьмью руслами излиться в Северный Ледовитый океан…

Казаки принесли якутам города и земледельческую культуру, но взамен и сами перенимали у якутов культуру северного жительства.

Изучая историю русского землепроходчества XVI–XVII веков, понимаешь, что идея дальнейшего продвижения на северо-восток не могла бы осуществиться без уроднения опыта северных народов, живущих на северных территориях полноценной жизнью в любых экстремальных природно-климатических условиях.

Это понимали землепроходцы, и они перенимали опыт местных народов в самом процессе текущей жизни. Смешанные якутско-русские семьи стали обычным явлением уже в начале 40-х годов XVII века.

Такой была и семья великого землепроходца Семена Ивановича Дежнева.

Нелепо думать, что это от жены своей Абакаяды или от ее родни набирался он знаний, позволивших совершить ему в 1648 году беспримерный поход, повторить который и столетие спустя не сможет оснащенная самыми передовыми европейскими знаниями и снаряжением экспедиция Витуса Беринга. Однако еще нелепее думать, что опыт совместной якутской северной жизни не учитывался Семеном Ивановичем в его многолетней службе на реке Анадырь.

Его женитьба и его семейная жизнь – это не просто личная жизнь казака Дежнева и якутки Абакаяды, это еще и приобретение опыта освоения Арктики, опыта, который иначе, кажется, и не мог быть приобретен.

«И сказывают они (юкагиры) про себя, что-де их бесчисленно – людей много… что волос на голове, а соболей, де у них много, всякого зверя и рыбы в той реке много…»

Этой «скаской» начиналось освоение Колымы…

Летом 1643 года одиннадцать казаков – Михаил Стадухин, Семен Дежнев, Дмитрий Зырян, Фофанов, Шестаков, Гаврилов, Артемьев, Прокофьев, Немчин, Федоров, Коновалов – поплыли на новую неведомую реку.

В самом устье Колымы на протоке, называемой ныне Стадухинской, казаки поставили зимовье. Затем это зимовье было перенесено вверх по реке и стало называться Верхне-Колымском.

«Колыма-река велика есть, – рассказывал потом в Якутске Стадухин, – идет в море так же, что и Лена, под тот же ветер, и по той Колыме-реке живут колымские мужики…»

Стадухин не скупился на краски, расписывая вновь открытую реку. Он знал, что от этих рассказов зависит многое. Ведь именно так и шло тогда освоение Дальнего Востока…

Из трудных и дальних странствий израненные, обмороженные землепроходцы привозили вместе с «соболиной» казной и «скаски», которые сразу становились известными всем. Завороженно внимали им промышленные люди, собираясь в далекий путь.

В 1645 году после возвращения Стадухина в Якутск здешняя таможенная изба пропустила «за море» для торга и промысла на Колыме более полутысячи человек, столько же ушло и летом следующего года, а в 1647 году в Нижне-Колымском и Верхне-Колымском зимовьях открылась первая ярмарка.

Хлеб стоил здесь непомерно дорого – до десяти рублей за пуд, зато меха – столь же непомерно дешево. Новые и новые толпы промышленников стекались сюда, и тесно становилось землепроходцам на обжитой уже реке. Снова пора было собираться в далекий путь, за новыми землями, за новыми «скасками».

Сказками прибывала тогда Русская земля…

А в 1645 году в Нижнеколымске распространился слух о реке Погыче.

Подхваченный шатавшимися без дела казаками, этот слух обрастал легендами. Говорили уже, что и соболи-то на Погыче самые добрые – черные…

Не мешкая, Стадухин поехал в Якутск, но слух обогнал его.

Казалось, не люди, а ветер, шумящий в верхушках деревьев, разносит вести.

Когда в 1646 году Стадухин добрался наконец до Якутского острога, Иван Ерастов собирал здесь экспедицию на далекую Погычу. Уже и воевода одобрил затею, начертав на росписи: «Взять к делу и переписать, всякие снасти готовить, а чево в казне нет, то велеть купить таможенному голове».