Двойной захват - Олег Владимирович Кондратьев

лицу. Мы тут все по большей части пассажиры, а вот вам, флотоводцам, за умение управлять такими посудинами, еще памятник поставить надо.

Было заметно, что командир польщен оценкой своих трудов.

– Да если бы не погода, мы бы уже вот тут, примерно, были, – карандаш заскользил по карте на несколько сантиметров ближе к Новой Земле, – а если бы мы были настоящим военным кораблем, то и вот здесь, – еще несколько сантиметров. – Хорошо хоть в это время года льды отступают далеко, а на одиночные льдины мы пока не натыкались.

– Вам, Фомич, тут все хорошо организовали?

– Да, на это грех жаловаться. Сердюк только что ушел, подменял меня ненадолго. И перекусили мы с ним тут прямо отменно. Как там помощник-то мой себя чувствует?

– Вполне нормально. Может, и ничего серьезного у него нет, но наш доктор рисковать не хочет: пока на базе все положенные анализы не проведут – никаких контактов.

– Ну, это, конечно, правильно. Я ведь так спросил, из-за сопереживания. А обходимся мы без него прекрасно! Тем более, человек незнакомый вовсе…

«И как навигатор просто пустое место», – подумал про себя Сергей, а вслух сказал:

– Вы не стесняйтесь по любым мелочам сразу обращаться ко мне или к Сердюку.

– Да я знаю, Сергей Михайлович. Все отлично пока.

– Ладненько. Заскочу тогда к радисту.

– А вам какая-то радиограмма была. Ее Сердюк с собой в каюту забрал. Зайдите, поинтересуйтесь.

Заинтригованный Редин поспешно вышел из рубки и направился в каюту начальника мастерской. Тот успел уже раздеться и в одних трусах за столом принимал на ночь полторы сотни капель корабельного снотворного.

– Леха, – еще с порога провозгласил Сергей, – если у тебя под одеялом прячется белокурая «зеленая» русалочка, я и заходить не буду.

– Знаешь, я прочитал где-то, что рыбы подвержены морской болезни. Там, правда, не уточняли, в какой степени и в какой форме это выражается. Но наши две русалочки уже трое суток попеременно блюют в каюте и валяются в постели пластом. Конечно, болтанка неприятная, и ветер усилился, но нельзя же так себя распускать. – Алексей был явно огорчен невозможностью в редкое свободное от исполнения служебных обязанностей время расширить круг своих контактов с противоположным полом на борту корабля. – Я уж к ним доктора с лекарствами посылал, и сам потом наведывался. Поверь моему опыту, физический контакт сейчас просто невозможен.

– Ладно-ладно. Надо думать, что на Новой Земле ты отыграешься на бедной девушке за каждую минуту своего невоплощенного по ее вине желания.

– Да еще с северным двойным коэффициентом и островными, – самодовольно заключил Сердюк.

– Леша, что там за радиограмма мне была?

– Понимаешь, она не настолько срочная, чтобы немедленно будить тебя, но, вообще, интересный документик. Сейчас найду бланк. Наливай пока себе сам. – Алексей начал перебирать кипу бумаг на письменном столе и на книжной полке. – Ага, вот она! – радостно возвестил он минут через пять и протянул Сергею бланк.

Текст гласил: «Редину. Любую самодеятельность на борту прекратить категорически. Все под контролем Центра. Ваше прибытие на Новую Землю ожидается. Инструкции по приходу получить от человека, который назовет имена второй финальной пары».

– Вот за это уж точно можно выпить, Леха! Понимаешь, получилось-таки что-то у адмирала. Я сам не очень верил, а поди ж ты!

– Ни подписи тебе, ни пароля нормального. – Алексей недоуменно пожал плечами, продолжая наливать в стакан из графина.

– Гениально просто! Кроме меня и Кулебяки его никто знать не может. Значит, обратится только тот человек, которому адмирал доверяет. Меня, естественно, он ему подробно опишет. А два имени – это наши противники в финале чемпионата по домино в автономке: боцман и химик-санинструктор.

– Ну, тогда за догадливость!

Выпив и отдышавшись, Сергей сказал:

– Все-таки мы их прищучили! Значит, не все еще потеряно в этой стране.

Глава 4

К обеду следующего дня погода испортилась окончательно. Порывистый ветер пригнал с востока туман. Мало того что видимость не превышала и полкабельтова, в этом тумане человек просто начинал задыхаться от переизбытка влажности. Температура упала до +4 градусов. Определить визуально, идет ли дождь, было невозможно: срываемая порывами ветра с гребней волн влага носилась в пространстве между неспокойной поверхностью моря и низко нависшими рваными тучами наподобие тысяч маленьких водяных смерчей, остервенело набрасываясь на любое препятствие, полосуя его, как плетьми, струями соленой морской воды.

Ход корабля пришлось замедлить до минимума во избежание возможного столкновения с оторвавшейся от арктической массы глыбой льда. Конечно, подобная вероятность в этих невысоких широтах была чрезвычайно мала, но после получения от синоптиков по рации такого предупреждения, сбрасывать вовсе ее со счетов было бы непозволительной беспечностью.

На пяти-шести узлах корабль еще слушался руля, что позволяло, маневрируя, избегать попадания в резонанс с набегающими волнами, когда бортовая или килевая качка могла резко достичь опасной для остойчивости судна величины.

Выход личного состава на верхнюю палубу запретили: бортовое леерное ограждение в таких условиях не смогло бы никого обезопасить от возможного смыва за борт. На примыкающих к верхней палубе коридорах и в помещениях просачивающуюся воду приходилось постоянно убирать. Специально выделенные дозорные регулярно осматривали трюмы на предмет возможных течей. Все значительно осложнялось тем, что половина таких трюмов и выгородок относились к зоне строгого режима, и в теперешних условиях не могли надежно контролироваться.

Из-за усилившейся качки начали давать сбои специальные системы, обеспечивающие охлаждение ТВЭЛов в хранилищах ядерных отходов. Следствием этого стало увеличение и без того критического уровня радиации в служебных помещениях корабля и радиационного фона в жилых.

Прогноз синоптиков на ближайшие часы был неутешительным.

Самолет заметили из ходовой рубки, когда он, развернувшись, на бреющем полете прошел вдоль осевой линии с носа корабля, едва не задев концы мачт. Определить его марку по силуэту не составляло труда, тем более что в этом регионе такие гости не были какой-то редкостной диковиной.

– «Орион», мать твою… – первым высказался штурман Илья, – обычно они в такую погоду никогда не летают.

Это был самолет-разведчик, состоящий на вооружении НАТО. Точнее, его модификация, специально предназначенная для морской разведки в арктических районах целей, находящихся на значительном удалении. Они фотографировали наши надводные корабли, всплывающие подводные лодки; сбрасывали специальные буи, которые автоматически фиксировали различные параметры движущихся кораблей – акустические, тепловые, гидролокационные – и передавали их в единый информационный центр. Там эти параметры изучались, классифицировались и заносились в картотеку, что позволяло в дальнейшем по одним, например, шумовым характеристикам винта, определить достаточно быстро не только тип судна, но и его марку, принадлежность, класс и многое другое. А значит, вести