«Франкенштейн» и другие страшные истории - Сельма Лагерлеф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прощай, Ундина! – с трудом выговорила Бертальда и отвернулась, чтобы уйти.
Но Ундина удержала ее за руку:
– Нет-нет, Бертальда, все будет иначе. Ты вместе с нами поедешь в замок Рингштеттен, и только будем ближе мы с тобой, любя друг друга.
Рыцарь усадил Бертальду возле Ундины, и повозка полетела по гладкой дороге. Скоро имперский город пропал в туманной дали, а к вечеру они подъехали к зеленому холму, отливающему изумрудом. На вершине его стоял прекрасный замок Рингштеттен.
Рыцарь с нежностью обнял Ундину и подумал: «Вряд ли найдется в мире душа светлее и добрее, чем моя Ундина».
Глава 6
О том, как жили в замке Рингштеттен
Первое время все счастливо жили в замке Рингштеттен и нередко слышался беззаботный смех Ундины в высоких залах и на мраморных лестницах. Но сердце Бертальды глубоко таило свои настоящие чувства к рыцарю.
Едва они оставались вдвоем, она устремляла на него свои огромные жаркие глаза. Час от часу все сильнее она разгоралась любовью к нему. И хотя рыцарь продолжал любить свою небесно-прекрасную жену, стали его развлекать веселые речи Бертальды и прикосновения ее горячих рук.
И вот постепенно и рыцарь, и Бертальда стали дичиться Ундины, ощущая в ней что-то чуждое, неродное. Конечно, любовь к Ундине по-прежнему владела рыцарем, и все же что-то невольно прочь отталкивало его. Сердце его стремилось к Бертальде, ведь она была всегда весела, беспечна и, главное, являлась существом с ним однородным.
И чувствуя, что сердце рыцаря склоняется к ней, Бертальда постепенно стала в замке госпожой, строгой и гордой. И если в чем-то подруги были друг с другом не согласны, Гульбранд всегда принимал сторону Бертальды.
Не раз бывало, что белый седой человек, смотритель фонтанов – дядюшка Струй, – внезапно встречался с рыцарем и Бертальдой и недобро качал головой.
Однажды рыцарь уехал на охоту. Позвав дворовых людей, Ундина велела поднять огромный кусок мрамора и положить его на колодец, который был вырыт в самой середине двора.
– Нам теперь будет далеко ходить за водой, – стали шептаться слуги.
Ласково сказала им Ундина:
– Я сама с охотой стала бы в кувшинах носить воду, но тут иначе поступить нельзя – колодец надо закрыть.
Всем слугам было приятно угодить доброй госпоже, и они охотно завалили колодец большим камнем.
В эту минуту из замка выбежала Бертальда.
– Снимите сейчас же этот камень! – закричала она. – Его вода – лучшее умывание, какое только может быть на свете. Я не позволю закрыть колодец!
Когда Гульбранд возвратился с охоты, Бертальда сердито ему все поведала.
– Любимый, прошу тебя, умоляю, позволь мне сказать, – проговорила Ундина так нежно, так ласково, что вдруг в сердце Гульбранда солнечный луч минувших дней проснулся. И, крепко поцеловав ее, он сказал:
– Говори, моя девочка.
– Поверь, я это делаю не для себя. Мой дядя Струй то и дело встречается в замке и пугает Бертальду. Но если колодец будет закрыт, мой дядя уже никогда не сможет проникнуть в замок.
Ундина так робко смотрела Гульбранду в лицо, глаза ее сияли такой небесной чистотой, что в нем вспыхнуло с прежней силой чувство любви к ней.
Рыцарь сказал:
– Не трогайте камень и помните все, что Ундина в замке моем одна госпожа и все ее желания святы.
При этих словах лицо Бертальды побледнело, помертвело, она молча отвернулась и ушла в свои покои. И когда час ужина наступил, Бертальды в замке не было. В ее опустевшей спальне нашли записку: «О своем низком роде я бездумно забыла и вот по доброй воле иду к отцу-рыбаку, чтобы в убогой хижине больше не мечтать о счастье земном». И подпись «Бертальда».
В это время в замок пришел пастух и сказал, что видел Бертальду у Черной долины, куда крещеным людям лучше не ходить.
– Милый, постой! – крикнула Ундина. – Берегись Черной долины! Позволь мне поехать с тобой.
Но рыцарь был уже далеко.
Гульбранд доскакал до Черной долины – она казалась бездонной, а глубина ее темной и страшной. Ничего нельзя было разглядеть, только слышался свист падающих струй и шелест густой листвы.
– На помощь, спасите! – раздался слабый голос Бертальды.
В глубоком мраке Гульбранд бросился на зов. Но тут конь его поскользнулся на ненадежном глинистом краю, чья-то белая длинная рука толкнула его. Гульбранд и его конь погрузились в кипучую воду.
Жалобный голос Бертальды, зовущий на помощь, сквозь ветер и свист ветвей раздавался все ближе и ближе. С трудом выбрался Гульбранд на скользкий берег. Он подхватил Бертальду, но в это время появился и начал расти и расти белый призрак. И, обернувшись громадной волной, уже хотел обрушиться на них. Но вдруг раздался сладостный голос. Серебряный месяц вышел из-за тучи, и в лунном луче на уступе появилась Ундина. Она погрозила пальчиком огромной волне, нависшей над рыцарем и Бертальдой, и водяная гора, ворча и рыча, как зверь, рассыпалась.
В блеске месяца мирно зажурчал поток в тиши долины, а Ундина, быстро спустившись, подала Бертальде руку и вывела на заросший шелковой травой берег.
Бертальда с Ундиной и рыцарь тихо пошли назад в замок Рингштеттен.
Глава 7
Как они съездили в Вену
Однажды гуляли Бертальда с Ундиной и Гульбрандом по берегу светлого Дуная. Вдали сияла прекрасная Вена, на холмах возвышались дивные рыцарские замки.
– Как было бы весело съездить в Вену по воде! – как-то раз сказала Бертальда.
Ундина руку ей подала, и ей захотелось порадовать свою подругу.
– Ничто не мешает нам съездить в Вену, – улыбнулась Ундина.
Бертальда начала танцевать от радости на зеленой траве.
– Милый, – сказала Ундина супругу, – помни о том, что дядюшка Струй могуч на Дунае. Что хочешь говори ты о Струе, но меня на этих волнах не брани, иначе кончится это бедой.
Сначала плыли они тихо и весело, берега становились всё живописней, но вдруг волны забурлили без ветра, и лодка начала качаться, казалось, вот-вот бортом черпнет воду.
Ундина одним сердитым словом быстро усмирила волны, и лодка поплыла дальше. Но радость их поездки уже была не та.
Вдруг из воды, вынырнув с шумом, появилась безобразная голова с раскрытым зубастым ртом. Из каждой волны еще показались странные косматые головы. Головы щелкали зубами, хохотали, гремели, шипели. Рыцарь разгневался, но Ундина с мольбой