В объятиях Шамбалы - Эрнст Мулдашев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сколько времени в Долине Смерти-то был?
— Не знаю, не засекал.
— Ну как же так?
— Да так… там время течет по-другому… там сжатое время.
— А помнишь, лама Кетсун Зангпо говорил, что в Долине Смерти можно находиться не более пяти минут? А то Яма начнет свою работу. Сколько времени ты был… там?
— Не знаю, там сжатое время.
— Но все-таки, мог бы…
— Не мог.
— Страшно там?
Я не ответил. Я скучал по Зеркалу Царя Смерти Ямы.
Проводник Тату позвал нас и показал на камень, на котором четко вырисовывалось вдавление на камне, напоминающее крупный след человека.
— Это след Будды! — гордо сказал он и посмотрел в мои страдающие от боли глаза.
— М-м-м… — только и смог произнести я.
А потом мы, размеренно шагая, поднялись на перевал, который паломники называли Вратами Смерти, — помню, как я лег на этом перевале на камни и стал корчиться от боли. Боль в желудке опять стала невыносимой.
— А-а-а… а-а-а… — застонал я.
Ребята стояли и с состраданием смотрели на меня.
— А-а-а… — продолжал стонать я.
— Шеф, шеф, отсюда надо уходить! Здесь повышенная радиация! Дозиметр трещит как… — послышался голос Селиверстова.
— Сейчас, сейчас…
— Ну вставай, вставай, милый, — ласково попросил Селиверстов.
Я с трудом поднялся.
— Серега! Равиль! — сказал я, превозмогая боль. — Нам надо по кромке хребта подняться на высоту 6000 метров . Оттуда, говорят хорошо виден Топор Кармы. Я хочу увидеть его.
— Шеф, ты что?!
— Пошли! Рафаэль, останься здесь! Так надо. Нам идти-то вверх совсем немного. Мы быстро! — скомандовал я, и, собрав последние силы, стал карабкаться вверх по камням. Сергей с Равилем двинулись за мной.
Топор Кармы
Где-то на высоте 6000 метров мы и в самом деле увидели Топор Кармы. Первым его увидел Сергей Анатольевич Селиверстов.
— А вот и он — Топор Кармы! — простодушно и уютно сказал он.
Я посмотрел на «Топор» и вдруг ощутил, что боль уменьшилась. Тяжело переводя дыхание на этой запредельной высоте, я стал всматриваться в Топор Кармы. Ослабшая боль уже позволяла мне думать, а не просто натужно выжимать из себя остатки сил, как будто каждое твое движение является последним в жизни.
Я смотрел и смотрел на Топор Кармы… Смотрел заворожено. Я прекрасно понимал, что этот 100-метровый «Топор», расположенный на высоком каменном останце рядом с цилиндрической конструкцией такого же размера, является каким-то монументом, а не причудливой «работой ветра». Я уже не задавался вопросом, каким же невероятным образом такой монумент мог быть сотворен, да еще и установлен на столь недоступной вершине; я думал о его предназначении.
— Так, так… Так, так, — периодическим приговаривал я, размышляя.
Но мысли не шли — я совершенно не понимал предназначения Топора Кармы.
— Паломники не зря назвали этот монумент Топором Кармы, — постарался я начать мыслить логически. — А если так назвали, то, значит, он имеет какое-то отношение к карме человека. А почему он имеет форму топора? Не разрубать же что-либо?!
Мысли никак не шли в мою голову.
— Шеф! — услышал я голос Селиверстова. — Скажи, а для чего карме, то есть линии жизни, предопределенной Богом, нужен топор? Что, здесь карма разрубается, что ли? Или… обрубается?
Получается, что если человек проходит это место, то его карма обрубается. А после обрубления кармы наступает… м… бескармовая жизнь. Вот мы — ты, Равиль и я — становимся отныне бескармовыми людьми и начинаем жить бескармовой жизнью. Какова она будет, интересно, бескармовая жизнь-то?
— Увидим, — глухим голосом ответил Равиль.
— А ведь люди стремятся достичь бескармовой жизни, — продолжал рассуждать Селиверстов, — не зря они идут сюда. Не зря!
Ой, не зря! Она, бескармовая жизнь-то, наверное, чем-то хороша.
Ой, хороша! Она, эта бескармовая жизнь, дает свободу выбора — ты, человек, сам решаешь, как жить, а не Бог делает это за тебя.
Хочу — так живу, хочу — этак. Все, что хочу, то и делаю! Наказания, которые ты заработал за прошлые жизни, и те остаются за бортом, будучи обрубленными топором. Ой, неужели мы так станем жить?
Равиль ухмыльнулся и сказал:
— Не верю я… м… м… в бескармовую жизнь. Ты же, Сергей Анатольевич, не в пещере, которая материализует мысли, находишься, где что подумал, то и свершилось…
Я продолжал пристально смотреть на Топор Кармы. Я понимал, что этот монумент создан для регуляции какого-то из многочисленных пластов тонких энергий. Но и сказания паломников о Топоре Кармы вряд ли бы родились на пустом месте!
— Ох, и тяжело дышится на этой высоте! Воздух такой жидкий-жидкий! — перебил мои мысли возглас Селиверстова.
— Да уж.
Я опустил голову, перевел дыхание и стал думать о карме как таковой. Я вспомнил наши многочисленные разговоры с Амиром Рашитовичем Шариповым, который в нашем центре работает заместителем генерального директора и возглавляет новое направление по психокоррекции зрения, то есть учит прозревающих после операции людей видеть. Будучи чрезвычайно интеллектуальным человеком, Амир Рашитович в своих исследованиях психики людей дошел до того, что начал изучать их карму. Вместе со своей молодой сотрудницей по имени Татьяна он нашел такие вещи, от которых можно было только ахнуть. Например, один из пациентов, потерявший один глаз от удара копыта коровы, рассказал, что в его роду, вот уже много поколений, мужчины страдают от коров. Выяснилось, что вся эта история началась с того, что в двадцатых годах его прадед, известный чекист, отбирал в деревнях коров и в рамках продразверстки отправлял их на бойню, обрекая крестьян на голод. Сын чекиста, скотник, спился и повесился в коровнике. Второй сын погиб, затоптанный стадом коров. Внук чекиста умер, отравившись коровьим лекарством… А правнук, которому тоже не удалось уберечься от кары этого дойного животного, потеряв один глаз, и, боясь за судьбу оставшегося глаза, переехал даже жить в тундру, где нет коров, и живет там по сей день, с удовольствием отмечая полное отсутствие этих мстительных животных.
Я сам оперировал пациентов, брата и сестру из Ростова-на-Дону, которые в разное время получили совершенно одинаковые травмы орбиты, вызвавшие одинаковое снижение остроты зрения до 0, 2; причем подобные травмы сопровождали весь их род. И так далее.
Амир Рашитович в результате своих исследований пришел к выводу, что в нас самих сидит еще и родовая информация, от которой мы никуда не можем деться и которая, хотим мы того или не хотим, все равно влияет на нас, рано или поздно напоминая о себе то ли карой за грехи предков, то ли нежданным подарком судьбы за душевную чистоту давно уже забытых родственников. Причем эта родовая информация уходит в столь далекое прошлое, что, возможно, корнями соприкасается со временами ангелов и даже со временем создания человека, когда Создателем для каждого рода была заложена информационная линия, называемая кармой, внутри которой не только накапливается информация о бесконечной веренице жизней, но и идет постоянный анализ этой информации, соединяющий прошлое и будущее в единую линию жизни. В этой кармической линии ничего не забывается и ничто не оставляется без внимания и без анализа. Не только деяния человека подвергаются этому удивительному по совершенству анализу, но и его мысли, те самые мысли, которые постоянно тормошат нас днем и ночью. Никто из людей не может жить изолированно от предков, никто; каждый из нас несет печать своего рода, а жизнь наша складывается по неведомым нам принципам и законам общеродового единого начала, или Кармы.