Беда - Джесси Келлерман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ты еще от нас скрывал? — наседала Кейт.
— Он слишком скромен, — сказала Ив.
— Ты скрываешь от нас еще какие-нибудь таланты?
— Он — настоящий художник, — сказала Ив. — Вы об этом знали?
— Я — точно нет, — сказала мать. И Джоне: — Такими вещами в семье делятся…
— Как насчет постыдных тайн Джоны, Ив? — предложила Кейт. — Давай меняться: мои на твои.
— С удовольствием, — сказала Ив.
— Пора убирать со стола, — сказал Джона.
— Сядь, пожалуйста! — сказала мать. — Один-то раз в году можно посидеть спокойно.
— С какой начнем? — спросила Кейт. — Предоставим выбор Джоне?
— Начнем с истории о том, как я осрамился, раньше времени выйдя из-за стола в День благодарения, — буркнул он и потянулся взять у Кейт тарелку.
— Оставь ее в покое, — вступилась мать. — Пусть ест.
— Если сам не выберешь, выберу я, — пригрозила Кейт. — А тебя никто и слушать не станет.
— Я бы вот что хотела, — сказала Ив, — расскажи мне, чего он боялся в детстве.
— С чего начать? — рассмеялась мать. — Вина, Стив?
— Нет, спасибо.
Мать налила себе полстакана, заранее улыбаясь предстоящему рассказу:
— Сейчас, глядя на него, и не подумаешь, каким он был пугливым мальчиком. Плакса-вакса-гуталин.
Ив выразила удивление.
— Правда-правда, — подтвердила Кейт. — Всего боялся: фильмов, громкой музыки, карусели. Такой был трусишка — в туалет не ходил самостоятельно.
Ив засмеялась, погладила Джону по виску. Джона уставился в тарелку.
— Мама повела нас на гастроли труппы, которая ставила «Пиратов Пензанса», — помнишь? А, Джона?
— Помню, — пробурчал он.
— Я думала, спектакль вполне подходит для детей, — сказала мать.
— Вполне, — сказала Кейт. — Только не для Джоны.
— Постановка была такая в готическом духе, темнота, призраки, паутина в зрительских рядах.
— Пираты одеты скелетами, — подхватила Кейт. — Сколько мне было лет?
— Тебе… Джоне было два с половиной, значит, тебе около восьми.
— После этого ему всюду мерещились призраки. Под окнами верхнего туалета выросла береза с черными ветвями, и на ветвях ему виделось всякое. Только присядет по большому и тут же вопит: «Караул! Пиратский король!» Только вот… — Кейт закашлялась от смеха, постучала себя по груди. — Кхаа! Ох! Только он картавил, выходило: «Каааау! Пиатски кооой!»
Все расхохотались. Ив ущипнула Джону за щеку.
— Он был лапочка, — сказала мать. — Для надежности просил Кейт провожать его в ванную и ждать, пока он не сделает свое дело.
— Нет!
— Даааа! — сказала Кейт. — Но! Делать при мне он стеснялся, просил меня залезть в душ и стоять там лицом к стенке.
— Всегда вместе, — сказала мать, — и совсем один.
Как заставить их прекратить разговор и не вызвать что-нибудь похуже? О’кей, он был трусливым малышом, но женщины семейства Стэм не люди — мины замедленного действия. Они смеются над ним, а сами в сто раз хуже.
Ему думалось, а не вмазать ли Ив прямо тут, за столом. Она же не посмеет сопротивляться, при всех не посмеет. Но ему уже случалось недооценить ее, а здесь и столовые приборы под рукой.
Снова заломил ее настойчивый палец.
— А когда он был совсем маленький… О! — вздохнула мать. — Это уж чересчур. Чересчур.
— Держу пари, — подначила ее Ив.
— Доела наконец? — Джона вырвал у нее тарелку и отправился в кухню, и пусть вопят возмущенно ему вслед.
Что на него нашло?
Стресс, сказала Ив. Так много работает.
Он стряхнул в мусорку крошки пирога. В столовой продолжали зубоскалить на его счет.
Скажет им, что с утра на работу, еще надо позаниматься. Уедет, придется Ив уехать вместе с ним.
А если мать пригласит ее остаться? Ей нравится быть хозяйкой дома, она вполне может решить, что обойдутся и без него. Пригласит Ив переночевать. Не позволим Джоне испортить нам праздник.
Мать окликнула его:
— Ив просит сельтерскую.
Он заглянул в нишу кухни. На полу пол-ящика «Пеллегрино», тут же отбеливатель, «Виндекс», «Ликвид-Плумр».
Подлить ей в стакан?
Опрокинется навзничь, царапая ногтями грудь, пищевод дымится. Выплюнет кровавые ошметья на глаженую льняную скатерть. Кейт завизжит, мама тоже завизжит, у отца сделается озадаченное лицо, Эрих забормочет что-то суперрациональное, по своему обыкновению, но все отшатываются, отодвигаются со стульями как можно дальше, летят со стола подсвечники, падают на бок фужеры для воды, серебряные вилки и ложки со звоном…
— Джона! — Мать стояла в проходе. — Ты меня слышал?
Он кивнул, однако не стронулся с места.
— Вернешься за стол?
Он снова кивнул.
— В чем…
Он шикнул. Мать нахмурилась, одними губами спросила: Что? Он обнял ее, притиснул к себе.
— Дорогой? — сказала мать.
— Ей нечего тут делать, — шепнул он матери в ухо. — Я ее не приглашал.
Мать крепче обняла его:
— О господи…
— Веди себя как ни в чем не бывало. Я уеду, и она со мной.
— Она…
— Ты поняла? Как ни в чем не бывало. Обещай мне.
Она кивнула.
— Ты ничего не знаешь, — сказал он. — И тогда ей не догадаться.
Они вместе вернулись в столовую.
— Миссия исполнена, — объявила мать. Открыла сельтерскую, налила два стакана, Ив и себе. Безупречное исполнение.
— Я рассказываю Ив про то, как тебя стошнило на сцене.
— На один вечер хватит уже разоблачений, — бодро прочирикала мать.
— Бедняжка Джона! — пожалела брата Кейт. — Просто я так тебя люблю, не могу удержаться.
— Не пора ли передислоцироваться? — предложила мать. — Стив, у тебя вид сонный.
— Не обращай внимания, — сказал отец.
— Меня тоже в дрему клонит, — улыбнулась мать. — Белки.
— С вашего позволения, — вступил в разговор Эрих, — пойду-ка я посмотрю на Гретхен.
— Твоя дочь? — спросила Ив у Кейт.
— Да.
— Вот, наверное, красавица. На кого из вас она похожа?
— Знаете, что я думаю? — сказала Кейт. — Я думаю, дети не похожи ни на кого. Люди просто подбирают того из родственников, у кого самый младенческий вид, и говорят: «Вот на кого похож малыш». Гретхен — она совершенно замечательная, нечто особенное, по сравнению с ней младенец на баночке «Гербер» — гном страшный.