Магитерра 1. Императорская Академия - Лилия Бланш

— У него было множество любовниц, но ни с кем ничего не вышло.

— Было? — осторожно уточнила я.

— Да, моя мать готова была терпеть других женщин только ради рождения наследника рода Кетро, но по истечении более десяти лет неудачных попыток, она потребовала дать всем отставку.

Боги... Никогда я не думала, что из-за моей тайны может пострадать кто-то, кроме матери и деда, а вот получается... Страдает Рэм, оказавшийся на моём законном месте как в ловушке. Страдает Марлен, которая не хочет замуж за Рэма. Страдает даже Алехар... Хотя сам виноват! У него могла бы быть уже целая куча наследников рода.

Не замечая моих эмоций, Рэм продолжал рассказывать:

— Когда он встретил мать, мне уже было пять лет.

— Значит, тебе...

— Двадцать пять, да, — спокойно ответил Кетро.

— И ты проходил обряд инициации гораздо позже других детей. Запомнил, как это было?

Вопрос, который не имело смысла задавать, но в этом доме меня мучали болезненные мысли в стиле «что если...» Что если бы отец всё же женился на маме?

— К сожалению, запомнил. Было очень больно и очень бесполезно, поскольку магия всё равно оказалась мне недоступно, — пожал плечами этерн.

— А почему тогда ты ещё в Академии? Я, так понимаю, и в университет ты поступил позже всех?

— По каким-то причинам я неправильно развивался. В пять лет даже говорить не умел. Мать говорит, это из-за того, что мы много путешествовали, скрывались от моего настоящего отца. В общем... подробностей не рассказывает.

Я с недоверием уставилась на него. Илрэмиэль Кетро... Этот всезнайка и всеумейка был отстающим в развитии... да отставания в развитии у этернов вообще не бывает!

— Даже не спрашивай, — поняв мою реакцию, махнул он рукой. — Я даже себя не помню. Первое воспоминание — это знакомство с Алехаром и слова мамы «Дорогой, это твой папа». Обряд принятия в род Кетро. Правда я очень быстро понял, что папа неродной, никто со мной не говорил об этом, я просто знал.

Кетро продолжал рассказывать о своей жизни как ни в чём не бывало... О том, как сверстники над ним смеялись, когда он пошёл в школу, как трудно ему давалась письменность, каким он был рассеянным.

— Первые пятнадцать лет жизни я постоянно проваливался в какой-то туман, часто не помнил, как оказался в том или ином месте, словно моим телом управлял кто-то другой. Всё изменилось на первой охоте. Отец взял меня на неё в пятнадцать лет — первый и единственный раз. Едва ли премьер-сенатор понимал, что я не готов к реальному сражению, да он вообще никогда не обращал на меня внимания. Как и мать... — в словах этерна послышалась горечь. — Словно я не существовал.

— И что произошло на этой охоте? — услышала я свой голос, прозвучавший чужим.

— Я убил первого ямадзи, — кривая ухмылка изогнула чувственные губы. — Увидев кровь стихийника на своих руках, я чувствовал себя так, будто совершил преступление... предал кого-то, но с того момента мир обрёл чёткость, а я — ясность мышления. Поняв, что сильно отстаю и уступаю своим товарищам, взялся за учёбу...

— И стал всезнайкой и всеумейкой? — улыбнулась я, хотя сердце отдавало болью за маленького мальчика, который пострадал так же, как и я, если не больше. Которого не замечал приёмный отец, игнорировала собственная мать, которому приходиться жениться против воли просто, потому что он случайно занял чужое место в жизни.

Рэм улыбнулся, устремив задумчивый взгляд вглубь сада. Мне безумно захотелось прикоснуться к нему, погладить по щеке, утешить...

— Видимо, да, — ответил он.

— А как твоя мать познакомилась с Алехаром? Из какого она сама рода? — озвучила я внезапно пришедшие в голову вопросы.

— От моих родителей сложно добиться откровенности, но вроде мать была безродной до встречи с Алехаром, а он собирался жениться на какой-то антропийской аристократке.

Я затаила дыхание.

— Подожди, ты хочешь сказать, что твой в высшей степени рассудительный отец, который заставляет тебя жениться из чувства долга, сам предпочёл жениться на этернийке, которая уже гипотетически не сможет родить ему наследников вместо того, чтобы взять в жёны плодовитую антропийскую аристократку? Нелогично!

Тут Илрэмиэль перевёл на меня взгляд, и я увидела в зелёных глазах что-то такое... непонятное мне, и тихо ответил:

— Логика уступает свои позиции там, где появляется любовь.

— Разве ты веришь в любовь? — язвительно спросила я.

— Я допускаю, что с кем-то она случается, — спокойно ответил этерн, отводя взгляд.

— Но тебе он отказывает в праве подождать, пока ты встретишь любовь?

Рэм помолчал, а потом сказал:

— Разве не все родители поступают так же? Совершив собственные ошибки, они стремятся заставить нас избежать их, или верить в те глупости, в которые верят сами... Скажи, Калерия, мысль о чистокровности разве не ограничивает твои собственные желания? Разве тебя не уговаривают предпочесть Верлена Сверру? Разве тебе не внушают отвращение к этернам, чтобы ты не приведи боги, не привела кого-то из нас в дом деда в качестве жениха?

Я смутилась и промолчала. Рэм прав. Родители всегда так поступают. Даже моя мать совершила огромную ошибку, а расплачиваюсь за это я. И Рэм. Наши родители накосячили, а мы страдаем!

— Калерия, ты чего? — удивлённо спросил Рэм. Я очнулась от своих мыслей и поняла, что по моим щекам бегут влажные дорожки.

— Стало жаль тебя, — я попыталась улыбнуться, вытирая непрошеные слёзы. Он фыркнул.

— Я запрещаю тебе меня жалеть, поняла?! Я мог бы отказаться от женитьбы на Марлен, если бы у меня появилась веская причина.

— Думаю, если бы ты сильно захотел — то отказался бы и без всякой причины. Просто ради себя.

Он пожал плечами.

— Слушай, Рэм, а сколько лет мастеру Торо?

— Не знаю, лет триста, я думаю.

Я чуть не поперхнулась вином.

— Триста? Разве у него нет внуков, которым пора обзаводиться семьёй?

— У Канхара нет детей.

— Как это?

— Всё просто. У него одна жена, этернийка, они не смогли зачать ребёнка.

— Разве... странно, почему же он не взял в жёны ещё одну девушку?

— Не все этерны предают любовь ради продолжения рода, Калерия, — ответил Кетро, внезапно посмотрев мне прямо в глаза. От серьёзности в его взгляде