Будничные жизни Вильгельма Почитателя - Мария Валерьева

камни.Эльгендорф почувствовал, как что-то внутри дрогнуло, он подался вперед и выдохнул:

– Ванрав, о ткуда они у тебя? Я думал, этих браслетов уже давно никто не делает !

– Не делают. – Ванрав ухмыльнулся и положил браслеты на стол. – Я их из хранилища Ульмана вытащил. Когда-то он их, наверное, сделал, но когда имущество его конфисковали, браслеты положили в общую тару для нашей команды. Я подменил их. Оставил такие же, только пустышки.

– Но как ты… Они же узнают!

– Я взял еще это. – Ванрав вытащил из кармана квадратик замороженного урбания. – Скажу, что хочу сравнить составы.

По лицу Вильгельма пробежала тень недоверия.

– Они же не идиоты.

– Но и не особо умные, раз туда все-таки впустили.

Вильгельм почесал костяшки на руках и посмотрел на красные полосы, оставленные ногтями. Стараясь не смотреть в сторону браслетов, спросил:

– Сколько их?

– Восемь. Учитывая, что Захарри от браслета отказался, а у тебя его и не было. Две пары я отправил Годрику, чтобы смог примчаться, если вдруг нам его помощь нужна будет. По два оставим себе.

– Годрик? Вряд ли он вообще захочет помочь, если мы не пообещаем ему пятизвездочный отель и море алкоголя , – хмыкнул Вильгельм, не без интереса и восхищения рассматривая изящную работу Академских мастеров. – А какова гарантия, что мы сможем вернуться?

– Вторая пара. Одна на полет «туда» и другая на «обратно».

– А куда «туда»?

– Петербург, девятнадцатый век. Екатерина Гаврилова. Помнишь такую?

Вильгельм задумался, почесал переносицу , но вдруг опомнился, положил руку на стол и посмотрел на нее так, словно хотел взглядом приклеить пальцы к столешнице. На носу, как чувствовалось, уже щипали полосы .

– Гаврилова? Екатерина Гаврилова. Понятия не имею , кто это … – Почитатель про себя произнес имя. Оно осело на кончике языка, но вкуса, как обычно бывает с важными людьми, Вильгельм не почувствовал. – А почему именно она? Что в ней такого?

– Ничего, в этом и дело. Но она хорошая. Понимаешь, хороша я , – сказал Ванрав.

– Что значит «хорошая»?

– Увидишь. – Ванрав ухмыльнулся. – Это хотя бы поможет проследить, направить, если надо. Куда лучше, чем выискивать кого-то идеального среди толпы.

– А ты можешь рассказать о ней подробнее? Хотя бы что-то помимо твоего «хорошая», – проговорил Вильгельм и выпрямился. Он почувствовал, как в ноги наливались силой, как по рукам, к пальцам, пробегали теплые потоки. – Я не могу полагаться на слова.

Ванрав улыбался. Сидел, развалившись на стуле, и улыбался так, что у Вильгельма перехватывало дыхание. Руки Почитателя затряслись, длинными ногтями он провел по внутренней стороне ладони, чтобы привести себя в чувства, но неприятное прикосновение не помогло. Ванрав все еще улыбался.

– Тебе придется мне поверить. Ну, или увидеть, если ты вот это, – Ванрав подцепил двумя пальцами браслет и потряс перед Почитателем, – используешь. Генрих хотел бы, наверное, тоже слетать, не зря же делал. Хотел бы, чтобы кто-то ими воспользовался.

– И ты думаешь, что я просто так брошу все и отправлюсь туда? – выдохнул Вильгельм и отвернулся. – Я теряю время, Ванрав, каждый день я теряю время. Я не могу броситься в прошлое ради человека, о котором ничего толком не помню, только потому, что ты мне сказал.

– А у тебя что, есть выбор? Бери, пока дают хорошие идеи. Толку от того, что ты тут прохлаждаешься, я тоже не вижу.

– По-твоему я прохлаждаюсь? – усмехнулся Вильгельм.

– А что ты еще делаешь? Давай, собирай манатки, ищи машину для перемещения и бегом в девятнадцатый век.

– Нет, нет и еще раз нет! – рявкнул Вильгельм и вырвал из рук Ванрава браслет.

– Ты бы поаккуратней, а то порвешь, – хмыкнул он.

– Замолчи! – воскликнул Вильгельм и сразу же почувствовал, что повторить такой крик не сможет. В горле пересохло, он закашлялся. – Прохлаждаюсь? Прохлаждаюсь, да? Я здесь уже почти поселился, смотрю воспоминание за воспоминанием многие дни, но до сих пор не нашел ни одного человека, которого можно было бы отправить туда, а ты говоришь, что я ничего не делаю? Ты не чувствуешь в своих словах ничего вонючего? Я вот чувствую.

Вильгельм посмотрел на браслет на ладони. Тонкий, сливавшийся с кожей, переливавшийся в тусклом свете ламп подвала, истинное творение синтеза науки и искусства напоминало об Ульмане. Вильгельм не знал, что он работал над ними, хотя обычно Генрих рассказывал ему все, чем был увлечен. Почитатель погладил пальцем тонкую проволоку и почувствовал, что под кожей она нагрелась, словно ответила. Вильгельм рвано выдохнул.

– Просто объясни, почему ты решил, что она подходит нам. Я не могу поверить на слово, понимаешь? – прошептал он и аккуратно положил браслет на стол.

Ванрав наблюдал за Вильгельмом молча. Видел, как изменился взгляд Почитателя, как трогательно, испытывая почти священное напряжение гладил браслет пальцами и думал. Ванрав улыбнулся. Мысли Вильгельма читались без труда, и Ванраву эти мысли очень даже нравились.

– Я тебе даже объяснять не буду, – сказал Лейман, засунул руку в карман штанов, чем-то пошуршал и вытащил сложенную в несколько раз бумажку. – Вот, помнишь, когда мы с тобой в последний раз в этой стороне мира виделись?

– Веке в девятнадцатом, если по этому календарю считать. А что за…

– Так вот, – прервал его Ванрав и протянул Вильгельму сложенную бумагу, – эту запись я вырвал из твоей записной книжки, которую ты у меня оставил. Ты так и не вернулся, так что я оставил ее себе. Там все равно страниц пять исписано было. Почитай, все поймешь.

Вильгельм оглядел бумагу, покрутил в пальцах, погладил и только потом развернул. Первые же слова удивили Почитателя – это его почерк, никаких сомнений.

«Катенька Гаврилова – самое прекрасное создание из всех, что рождались на этой Планете. Если в некоторых людях нет ничего внутреннего (кроме, конечно, органов, позволяющих им вести жалкий образ жизни), то в Кате внутреннего столько, что хватит на многих. Ее доброта, ум, нежность и стойкость, с которой она принимает все нападки жизни, поистине удивительны». – На этом послание Вильгельма из прошлого обрывалось. Вильгельм из настоящего же сел на стул, повертел бумагу в руках и выдавил:

– А почему я ее вообще не помню?

– Я не знаю. Но вряд ли ты обо всех так писал. Остальных-то ты, наверное, уже в воспоминаниях поглядел, но не нашел ведь никого. – Ванрав вытащил из кармана леденец и засунул за щеку.

– Не всех, – возразил Вильгельм, но вздохнул кивнул. – Но те, кого успел посмотреть, не подходят.

– Вот, о чем я и говорю. А еще знаешь ведь, чем она выигрышный вариант?

– Тем, что она женщина? – предположил Вильгельм и провел пальцем по имени,