Трюфельный пес королевы Джованны - Анна Малышева

– Ох… Не хотелось бы говорить…

– Да что ему, хуже?

– С каждым часом гаснет…

– Вчера я оставил его здоровым!

– Ну, ведь зараза, она не будет ждать… Вчера был здоров, а сегодня совсем плох!

Врач поднялся по каменной лестнице, на ступенях которой стояли глиняные вазоны с увядшими цветами. Из двери на площадке высунулось женское лицо, окаймленное белыми складками покрывала, и тут же с легким вскриком ужаса и отвращения исчезло.

– Вот дура, – рассудительно прокомментировал это явление слуга. – Жену маска пугает, ваша милость.

– Уповай на милость Божью, – отрезал врач, откидывая капюшон и отстегивая ремни, державшие маску на затылке. – Моя милость ничего тебе не даст.

– Мы с женой только и делаем, что молим Пресвятую Богородицу и святого Себастьяна избавить наш дом от напасти!

– Ваш дом? – Врач окинул коренастую фигуру слуги цепким взглядом. – С каких это пор дом принадлежит тебе?

– Да ведь так говорится… – смиренно ответил тот. – Здесь все хозяйское, и мы сами с женой, со всеми нашими потрохами, принадлежим хозяину… Ему и служим, с самого малолетства.

Александра только теперь получила возможность разглядеть лицо чумного доктора и содрогнулась, увидев, как тот сдал. Теперь это был старик со зловещей внешностью, на которой словно отпечатался след носимой им устрашающей маски. Он стал похож на крупного падальщика – его орлиный нос, особенно резко выдававшийся на исхудавшем лице, круглые черные глаза с припухшими покрасневшими веками, сросшиеся кустистые брови, придававшие лицу свирепое упрямое выражение, – все усугубляло это сходство. Черные волосы почти совсем поседели. Прежде это лицо казалось обведенным траурной каймой. Теперь оно словно облеклось в серебро.

– Не провожай меня, я не заблужусь, – сказал доктор слуге, который вознамерился вести его дальше, вверх по ступеням.

– Мы с женой торопимся в церковь на мессу, – смиренным тоном произнес слуга. – Можем ли мы идти?

– Ступайте, да помолитесь там хорошенько о своем господине! – бросил врач через плечо, поднимаясь по лестнице.

…Больной отшатнулся при виде гостя, с головой спрятавшись под пышное стеганое одеяло, вышитое цветным шелком. Доктор приблизился к постели и дернул одеяло за край. Показалось лицо, искаженное гримасой страха.

– Что это значит? – резко спросил доктор. – Тебе и в самом деле вздумалось заболеть?

– Я и сам не знаю, – пролепетал больной, со стоном присаживаясь и тщетно пытаясь опереться спиной о груду подушек. Он выглядел крайне напуганным и дрожал. – Не спал ночь… Колено дергает хуже прежнего… А уж как колет! Будто раскаленной иглой!

– Пей меньше вина, ешь меньше мяса с острыми соусами… – Отвечая ему, врач словно думал о другом. Он бросил внимательный взгляд на лицо пациента и пожал плечами: – Одно и то же! Как будто ты впервые слышишь мои советы.

– Я слушаюсь твоих советов, дружище, – застонал тот. – Да только против этой напасти и советы ничего не стоят. Сам уже не понимаю, на каком я свете. Говорят, в городе творится страшное! Выпустили каторжников?

– Выпустили, больше никто не соглашается убирать трупы, – стиснув зубы, процедил врач.

– За городом во рвах рядом с мертвыми ежедневно сваливают живых…

– То было лишь в первые дни! – отрезал врач. – С тех пор я не видал там живых.

– Ты ходишь в это страшное место, а потом приближаешься ко мне! – заныл больной, извиваясь в постели. Он старался как можно дальше отодвинуться от гостя, который стоял рядом с ложем, весь в черном, как вестник смерти. – Неудивительно, что я теперь так болен!

Врач сделал пренебрежительный жест:

– Оставь! Если ты понадобишься чуме, она прокрадется сюда через все двери и засовы и не посмотрит на твои пряности и благовония, на заказные мессы! Да будет тебе известно, она неверующая!

Больной судорожно перекрестился:

– Снова богохульствуешь!

– В чем ты видишь богохульство? – удивленно спросил врач. – В том, что я отказываю святой мессе в способности утихомирить чуму? Друг мой… За последний месяц мне пришлось навещать нескольких умирающих священников. Все они оказались на кладбище уж наверняка не потому, что плохо молились о своем исцелении!

Больной зажал уши ладонями:

– Нет, молчи об этом, не желаю, чтобы в моем присутствии клеветали на милосердие Божье!

– Увидать бы мне тень этого милосердия, – криво улыбнулся врач. Его бескровные потрескавшиеся губы сложились в усмешку настолько зловещую, что больного передернуло. – Город превращается в разверстую могилу, а противостоят поветрию всего несколько человек, таких же бессильных неучей, как я… И я среди них не худший. Ну, хватит корчиться под одеялом! Не слушал меня, когда я велел тебе бежать из города, чтобы дышать чистым воздухом и пить чистую воду, – терпи теперь страх, напивайся и думай каждую минуту, что чума уже настигла тебя!

Вместо ответа больной издал протяжный жалобный стон. Врач взглянул на него чуть мягче:

– Ты не болен. Сегодня – нет еще. Но если ты и дальше будешь столько пить, истощишь свои силы и станешь легкой добычей для заразы.

– Ты прав, – дрожащим голосом ответил приятель, комкая опухшими красными руками край одеяла. – Я пью от страха. В городе громят погреба и съестные лавки… Надеяться ни на кого нельзя. Сосед выдает соседа за больного, отправляет его в лазарет и на кладбище, завладевает имуществом! Самые верные слуги словно посходили с ума… Говорят, чума отнимает разум прежде жизни!

– Я слышал, как умирающие бормотали дикие вещи, несли чушь, выкрикивали безумные слова, – склонил поседевшую голову врач. – Но хуже другие, здоровые, которые пользуются тем, что вокруг них воцарился ад. Воры, погромщики, насильники, убийцы. Даже ты здесь, взаперти, за замками и решетками, под пуховым одеялом, под охраной своего мордоворота-слуги, кулаком между глаз убивающего теленка, – даже ты не можешь спокойно спать. А я спускаюсь в такие клоаки, куда само солнце не заглядывает. Я вижу такую нищету, беду и отчаяние, что нет никаких земных средств помочь этому. И в богатых домах не лучше, тот же страх, те же смертные муки. Кто не болен – боится заболеть, кто заболел – стремится заразить здоровых, чтобы не умирать в одиночестве… Камень катится за камнем, и все они падают в пропасть… А она бездонна, ей все мало. И что же? Я сплю крепко. Если бы меня не будили вестники, то и дело стучащиеся в дверь и зовущие к новым пациентам, если бы не приходилось мне делать вскрытия трупов, я бы проспал много дней и ночей подряд!

Приятель опасливо покосился на врача и сделал ему знак пригнуться. Когда тот последовал его немой просьбе, мужчина прошептал:

– Я боюсь его…

– Слугу? – мгновенно догадался врач. – Что ж, правильно делаешь.

– Ведь сейчас ничего не стоит донести на человека, что он болен чумой… И тогда меня за ноги утащат в лазарет, а ведь это смерть, это ад! – При упоминании лазарета свалявшиеся от лежания в постели сальные волосы на макушке больного встали дыбом. Он схватил друга за руку: – Умоляю, если такое случится, явись мне на помощь! Засвидетельствуй, что я не чумной, ведь я ни разу не покидал этого дома с тех пор, как начался мор!