Трюфельный пес королевы Джованны - Анна Малышева

– Но ты сама отказалась идти в мастерскую.

– Все равно, где это случится, – содрогнулась подруга. – Но пусть лучше на людях.

– Что – «это»?! Что должно закончиться?

Маргарита прямо взглянула ей в глаза:

– Неужели не понимаешь? Двое погибли из-за этой проклятого пса. Теперь моя очередь… Да я и тебя впутала…

– Прекрати, я уже сказала все, что думаю о способностях этого пса к убийству, – отрезала Александра. – Убивает не пес, убивают люди. Одного из них ты знаешь. И ты обещала рассказать…

Маргарита кивнула. Видно было, что она борется с собой, преодолевая последние сомнения. Наконец, глядя в стол, женщина негромко заговорила:

– Помнишь, я говорила тебе уже… Пятнадцать лет назад я уехала из Киева в Данию, со своим женихом. Но Эгон очень скоро выбрал между мной и Африкой… Я не захотела ехать с ним туда, спасать людей, о которых никогда не слышала, ничего не знаю. Ушла. Друг Эгона предложил мне жить у него. Мы протянули год, он был пьяницей, делать с ним было нечего. Потом появился Лукас… С ним я пробыла почти два года… И мне казалось, это серьезно…

По ее собственным словам, третий сожитель был человеком из-под темной звезды. Его семья, уважаемая и состоятельная, порвала с ним все связи, несмотря на то что Лукас был единственным наследником мужского пола.

– Уж слишком он выбивался из их круга. Они коммерсанты, рантье, буржуа в чистом виде. А у него все были какие-то идеи. То он анархист, то комми, то вдруг заявит, что его кумир, скажем, – Пиночет или Франко. С ума с ним можно было сойти!

И снова, как в первый раз, когда она вспоминала своего любовника, в голосе Маргариты зазвучала неподдельная нежность.

– Но все-таки с ним было хорошо, – призналась она, поднимая на подругу увлажнившиеся глаза, которые приобрели мягкое выражение. – Он был веселый и щедрый. Совсем не жадный. Мог принести домой пачку денег в кармане, отдать мне и сказать, чтобы я их тратила, как мне хочется.

– И ты тратила… Хотя сказала мне, что он перепродавал краденое!

– Так что с того? – пожала плечами Маргарита. – А кто свят? Ты хочешь сказать, что ни разу не перепродавала заведомо ворованную вещь?

– Я пыталась этого избежать!

– А Лукас не пытался…

Подруга отвернулась и какое-то время смотрела поверх голов остальных посетителей кафе. Ее пальцы были судорожно сжаты в замок с такой силой, что костяшки побелели, взгляд устремился на большое витринное окно, за которым медленно оседали крупные хлопья снега. Казалось, она не собирается больше говорить. Александра тронула подругу за руку.

– И все же отец не он?

Маргарита молча помотала головой.

– Ты ведь любила Лукаса, я чувствую… Ты никогда ни об одном мужчине не говорила так, как о нем. А ребенок все же не его?..

Маргарита слегка пожала плечами, все еще не сводя глаз с падающего за окном снега, и нехотя проговорила:

– Что из того? Я любила Лукаса, да. То мне казалось, не за что его любить, то – что он лучший в мире. Рассчитывать на него было невозможно, вот в чем беда. Он мог осыпать меня деньгами, а мог бросить в чужой квартире, без гроша, со своими дружками и подружками, которым самим есть нечего. Чего я там только не перевидала, в этом свободном городе Христиании!

– Это район, где раньше селились хиппи?

– Там их и сейчас полно! – усмехнулась Маргарита. – Но не только их, то было прежде. А сейчас есть уже и приличные люди, держат мелкую торговлю, занимаются ремеслом… Но Лукас-то… Лукас был словно из семидесятых, когда там шли войны с полицейскими. Появлялся, исчезал, и вещи у него тоже то появлялись, то исчезали. Однажды он пропал надолго… Я уже отчаялась его увидеть снова. И тут объявился мой старый знакомый…

Последние слова она вымолвила с дрожью в голосе, отчего художница немедленно догадалась, о ком зашла речь. Маргарита изменилась в лице. Разжав положенные на стол руки, она рассматривала раскрытые ладони, словно пыталась прочесть на них детали старой истории.

– Денис как снег на голову свалился. Я думать о нем забыла… От такой жизни, какую я вела, все на свете забудешь! Никогда не знала, где придется ночевать, что есть… Лукаса не было почти две недели, друзья его мне намекнули, что пора честь знать, и передали другим приятелям, художникам… Ребята неплохие, просвещенные буддисты, вегетарианцы, но грязь у них была страшная. И я спала в прихожей, на сдвинутых ящиках из-под пива. Шикарное житье невесты богатого наследника!

– Денис тоже был датчанин?

– Русский. – Маргарита недоуменно взглянула на подругу. – Самый что ни на есть. Из Москвы.

– Москвич? Так ты же сказала, что он сейчас уехал из города и я могу ничего не опасаться! – напомнила Александра. – Опять соврала?

– Вовсе нет! – подруга сделала предостерегающий жест. – Он давно уже здесь не живет постоянно. Случайно, набегами, бывает. Мы встретились впервые за столько лет… С тех самых пор не виделись, как он вдруг появился в Христиании…

…А тогда, двенадцать лет назад, Маргарита встретила Дениса на лестнице старого полуразвалившегося дома, насквозь прогнившего, пропахшего крысиным пометом и отбросами, тут и там лежащими по углам. Эта трущоба, как все прочие дома здесь, приводилась в порядок силами и средствами ее случайных обитателей. А так как те относились к грязи философски и предпочитали тратиться совсем на иные цели, лестницу Маргарита всегда миновала, натянув на нос, до самых глаз, высокий воротник шерстяного свитера. Так она поступила и на сей раз. Приходилось все время смотреть под ноги, чтобы не поскользнуться на селедочной головке, банановой кожуре, использованном презервативе. Поэтому она заметила Дениса, только ударившись о его плечо.

– Я заорала! Опасности как таковой там не было, что бы ни говорило правительство про этот район. За него то и дело берутся, хотят вернуть городу, уравнять его обитателей со всеми, заставить жить по общим правилам… Но хиппи есть хиппи. Они бездельничают, занимаются чепухой, принимают наркотики… Но всерьез опасаться их нечего. Поэтому я не испугалась.

Денис был старым ее приятелем, еще питерской поры.

Маргарита уверяла подругу, что и она должна помнить парня, с которым их когда-то познакомили в гостях. Александра хмурилась. Она решительно не понимала, о ком речь.

– Ну как же? – Маргарита недоумевала. – Высокий, худой, блондин… Коротко стригся, ежиком, у него волосы редели. Розовая кожа просвечивала на макушке…

– Наш студент?

– Нет, он учился в Горном, но бросил. Родители заставили пойти по их стопам, но прошел он немного. Курса два.

– Постой, он же москвич? Откуда же он в Питере? Почему учился в тамошнем Горном? Ты не путаешь меня?

Маргарита усмехнулась:

– Нет, все правильно. Это его папа из столицы выслал, чтобы остыл немного. Ввязался он тут в компанию, не такую, как папе нравилось. Ну, вспомни его, такой неразговорчивый!..